Я выдергиваю свою руку из ее и качаю головой, подходя к Аресу, который тут же хватает обе мои руки и держит их в своих, ухмыляясь своей сестре.

— Вы оба такие дети, — бормочу я, оглядывая комнату. Нам все еще не хватает Луки и, конечно же, Диона, который находится в Лондоне.

Арес обхватывает меня за талию и наклоняется.

— Ты ведь знаешь, что это твоя вина, правда? Ты превращаешь меня в маленького, ничтожного дурачка.

Я смотрю ему в глаза и ухмыляюсь.

— И это мое величайшее достижение.

— Вы двое так отвратительно милы вместе, — простонал Лекс.

Зейн ухмыляется, когда Лука входит с Валентиной, своей секретаршей, и машет им, когда мы направляемся в столовую. Вэл улыбается мне и бросается навстречу.

— Рейв!

Я крепко обнимаю ее, а затем отступаю назад, чтобы оценить ее наряд.

— Мне нравится это платье на тебе.

Она ухмыляется.

— Я ношу только лучшее из лучшего, а этот дизайнер? Она превосходит их всех.

Я хихикаю, глядя, как она кружится в платье, которое я для нее сшила, и чувство гордости поселяется в моей груди.

— Дети, — зовет бабушка, окидывая всех нас взглядом. — Как вы уже догадались, я должна сделать объявление.

Мы все напрягаемся, зная, что, что бы это ни было, это коснется всех нас. Бабушка улыбается, ее взгляд на мгновение останавливается на Валентине и Луке.

— Лука, — говорит она. Его позвоночник выпрямляется, и он кивает. — Решение о твоей помолвке принято.

Валентина и Лука напрягаются, и я с любопытством наблюдаю за ними. Их отношения всегда интриговали меня. Она была приставлена к нему бабушкой, и он всегда ненавидел ее за это, однако она — единственная, на кого он полагается. Долгие годы я была уверена, что между ними вспыхнет любовь, но этого так и не произошло.

— Кто это? — спрашивает он, смирившись.

— Наталья Иванова, дочь Николая Иванова и наследница нефтяной империи. Нефть — это та отрасль, в которую нам еще предстоит войти, и это будет нашим входом.

— Наталья Иванова? — повторил он. — Светская львица? Она избалованная материалистка.

Бабушка сужает на него глаза.

— Она твоя будущая невеста. Она милая девушка, Лука. Вот увидишь.

Он стискивает зубы и без лишних слов разворачивается, его шаги громко стучат по мраморному полу, когда он уходит, захлопывая за собой дверь. Валентина смотрит ему в спину, колеблясь лишь мгновение, прежде чем пойти за ним. Бабушка смотрит им вслед и улыбается про себя. Что-то в этой улыбке мне не нравится. Она… она играет в какую-то игру? Конечно, нет?

— Что ж, — говорит она, вздыхая. — Все прошло как нельзя лучше, чем я могла надеяться.

— Иванова? — спрашивает Зейн. — Правда, бабушка? Он прав, знаешь ли. Эта девушка постоянно закатывает истерики на публике, устраивая ненужные драмы. Она никак не подходит для того, чтобы стать членом семьи Виндзоров.

Лексингтон кивает.

— Она не подходит Луке, — соглашается он. — У него не хватит терпения на такое поведение.

— Да, бабушка, — говорит Сиерра. — Это… это не очень хорошая идея.

Бабушка лишь улыбается и поднимает руку.

— Я взяла на себя смелость подать ужин, — говорит она нам. — Давайте больше не будем об этом говорить. Давайте вместо этого поедим.

Мы все обмениваемся взглядами, не зная, что делать или говорить.

— Ты не волнуешься? — спрашиваю я Ареса. Он улыбается мне и качает головой.

— Нет, — пробормотал он. — Бабушка действительно знает как лучше.

От его взгляда у меня в животе запорхали бабочки, и я не могу не покраснеть, улыбаясь ему в ответ.

Да, она определенно была права насчет нас двоих. Будем надеяться, что Луке повезет так же.

Глава 52

Рейвен

— Ты, кажется, нервничаешь, — говорит Арес, когда мы останавливаемся перед домом моих родителей. Я киваю и поворачиваюсь к нему.

— Момент откровенности, — шепчу я. — Я боюсь встретиться с Ханной, и мысль о том, что я буду окружена своей семьей в течение всего уикенда, вселяет в меня тревогу. Каждый раз, когда я здесь, я чувствую, что мне чего-то не хватает. К тому же… этот дом… он полон воспоминаний о тебе и о ней.

Арес наклоняется и проводит большим пальцем по моей щеке, нежно касаясь губ.

— Я их перепишу, — обещает он. — Однако, Кексик, если ты не хочешь идти, мы не обязаны, понимаешь?

Я удивленно смотрю на него.

— Семья значит для тебя все.

Он смотрит мне в глаза, в его выражении есть нотки печали, которые он пытается скрыть за улыбкой.

— Это потому, что я значу все для своей семьи.

От обиды я на мгновение теряю дар речи, и он отводит взгляд.

— Я люблю тебя, — шепчет он. — Я люблю тебя всем сердцем, Рейвен, и я не могу смотреть, как они принимают тебя как должное. Они — твоя семья, и я всегда буду уважать и чтить твои желания, когда дело касается их, но знай, что я не согласен с тем, как ты позволяешь им обращаться с тобой.