Шрифт:
Внезапно в спину землянам ударяет шквал пуль и способностей. Бойцы Ордена Гипериона, до этого бившиеся плечом к плечу с землянами, обратили оружие против недавних союзников.
Предательство обжигает не хуже плазмы, но Видар лишь скалится. Он давно усвоил, что в этом мире практически каждый сам за себя. Есть лишь несколько надёжных ребят, но сейчас они очень далеко…
Спина к спине они с Изабеллой отступают, отбиваясь от наседающих со всех сторон врагов. Бывших соратников. Медичи тяжело дышит, на её доспехах расплываются бордовые пятна. Целительная магия требует много сил, а запасы арканы на исходе.
Движения Гарма — воплощённая ярость. Мощные лапы, в которые превратились его ноги, несут его вперёд рывками, а когти разрывают тела врагов в клочья. Удлинившиеся клыки впиваются в глотки, вырывая куски плоти. Всепоглощающая жажда крови застилает разум алой пеленой, пробуждая в скандинаве первобытного монстра.
Он теряет счёт павшим. Просто продолжает убивать. Рвать. Кромсать. Единственная константа в этом безумии — тепло спины Изабеллы, прижимающейся к нему. Тонкий луч света в непроглядной тьме.
Вой и лязг вокруг сливаются в чудовищную какофонию. Обрывки команд и ругательств на десятке языков превращают поле боя в Вавилонскую башню.
Видар хоть и не Эйнштейн, но прекрасно понимает, к чему всё движется. Он даже рад. Именно так и хотел уйти.
Сквозь весь этот хаос Медичи слышит хриплый бас, рвущийся из изменённой глотки ожившего кошмара. Она сразу узнаёт песню, хоть мужской голос и безжалостно коверкает слова её языка.
? Una mattina mi son alzato
o bella ciao, bella ciao[1] ?
Дань уважения её народу и истории.
Изабеллы подхватывает мелодию. Чистый альт тихим напевом сливается с голосом Гарма.
Вдвоём они горланят, купаясь в крови врагов. Их голоса сплетаются в единую мелодию, полную светлой грусти и непреклонной воли.
? O partigiano portami via,
o bella ciao, bella ciao, bella ciao ciao ciao ?
Чей-то плазменный клинок рассекает спину Гарма, но он лишь рычит, вгрызаясь в горло обидчика. Разрывной снаряд едва не впивается Изабелле в голова, и мужчина в последний момент успевает закрыть её собой, но она продолжает петь, прожигая врагов испепеляющим светом.
Раны и боль растворяются в мелодии прощальной песни. Сейчас для них существует лишь этот миг. Последний танец среди кровавой круговерти.
? o partigiano portami via
che mi sento di morir ?
Изабелла спотыкается, когда лезвие врага пронзает её лёгкое. Алая струйка стекает из уголка рта, но вместо крика боли она выводит высокую ноту.
Измотанный Гарм сносит голову противника взмахом когтистой лапы, выторговывая им мгновение передышки.
Их тела и доспехи — месиво из крови и рваного металла. Дыхание вырывается хриплыми всхлипами. В глазах застыло понимание скорого финала.
— Я собиралась тебя свергнуть и занять место лидера клана, — шепчет Изабелла с горькой нежностью, посылая обжигающий луч в толпу врагов.
Гарм смеётся, и его смех переходит в кашель. Он чувствует, как по венам растекается холод. Эти мрази всё-таки достали его. Токсин мало-помалу парализует мышцы, замедляя движения.
— Да? А я собирался убить тебя, и найти красотку поглупее.
— И почему не сделал? — слабая улыбка трогает разбитые губы Медичи, когда она закрывает мужчину золотистым щитом.
— Не смог. Не хотел терять тебя, — хрипит Гарм. — А ты почему?
— Не смогла. Не хотела терять тебя.
Её губы касаются окровавленной уродливой морды человека, который всегда жил и теперь умрёт на своих условиях. Их последний поцелуй на вкус — железо и пепел. Привкус всего, что могло бы быть, но никогда не случится.
Видар и Изабелла с пронзительным криком бросаются в свой финальный бой. В последний куплет их личной песни.
Изувеченные тела. Пробитые доспехи. Яркая, как вино, кровь течёт без остановки.
Они продолжают петь.
Продолжают убивать.
До самого конца.
? E seppellire lassu in montagna,
o bella ciao, bella ciao, bella ciao ciao ciao,
e seppellire lass u in montagna
sotto l’ombra di un bel fior. ?
Когда над полем боя опускается тишина, от Гарма и Медичи остаются лишь остывающие изломанные тела в окружении павших врагов.