Я держала Адди рядом, следила за ней, не позволяя волкам подобраться слишком близко. Но иногда, в темноте очередной бессонной ночи, я задаюсь вопросом: была бы она в большей безопасности в том убежище, которое твоя семья когда-то мне дала? Иногда я думаю, что сбежать с ней — это было так же эгоистично, как позволить себе любить тебя.

Сделка, которую я заключила с теми, кто держал меня в цепях, заключалась в том, что я буду выполнять их грязную работу, но не буду жить под их крышей. Я делала это в тех местах, которые выбирала сама. Каждый раз, когда они пытались заманить меня к себе, я уходила. Это позволяло мне держать Адди в стороне от них. Я почти уверена, что они не знают о ее существовании. Или не знали. Но раз ты читаешь это письмо, я не знаю, что случилось, из-за чего она оказалась у тебя на пороге. Либо они меня забрали, либо я мертва.

В любом случае, возможно, она бежит от тех самых волков, от которых я пыталась ее спрятать. Спрятать тебя.

Все что я хочу, чтобы ты знал, во что я умоляю тебя поверить — это то, что я люблю тебя. Всегда любила. Для меня никогда не существовало никого другого. Только ты.

И я люблю нашу дочь, если это возможно, даже больше.

Наша драгоценная малышка, даже несмотря на всю жизнь в бегах, сохранила твою жажду к жизни и твое чувство юмора. Когда она улыбается, я вижу тебя.

Я надеюсь, что она все еще может улыбаться, когда найдет тебя. Я надеюсь, что мрак моего мира не затмил ее навсегда.

Когда я пишу это письмо и кладу его туда, где его знает только Адди, я уверена в одном. Я знаю, что ты защитишь ее всеми силами, каждой клеткой, каждым вздохом. И боюсь, что тебе придется.

Я не стану называть здесь их имена — вдруг это сможет хоть немного уберечь вас обоих от них.

Долгое время я строила нечто, еще до того, как нашла тебя, и я надеюсь, что это можно будет обменять на ваши жизни, если они появятся у твоего порога. Это своего рода страховка.

Если у тебя есть Адди, то у тебя есть и она. Но не используй ее, пока они не придут. Для всех будет лучше, если они никогда не узнают о вашем существовании.

Я не прошу прощения, потому что понимаю, что мне не искупить то, что я сделала. Но я знаю, что когда-то наша любовь значила для тебя все. И я прошу тебя вспомнить об этом, когда ты будешь смотреть на нашу дочь. Пожалуйста, люби ее так же, как любил меня. Пожалуйста, позволь ей увидеть того Райдера Хатли, в которого я влюбилась без оглядки.

С искренним сожалением и со всей любовью, что до сих пор живет во мне,

Рэйвен

Мои челюсти сжались так сильно, что я всерьез опасался сломать зубы. Я скомкал письмо в руке, смяв слова, которые пробивали брешь в моей защите, раздирали старые шрамы и заставляли их снова кровоточить.

Как она смеет говорить о любви ко мне?! Как смеет!

Блядь.

Я зажмурился, привалившись спиной к стене.

Она сбежала. Сбежала в страхе. И не доверяла мне настолько, чтобы сказать правду. Не верила, что мы могли бы справиться вместе. Что это говорило обо мне? О нас? Мог ли я вообще ей верить? Она врала обо всем раньше. Может, это тоже ложь. Может, она просто искала дурака, который приютит ее ребенка, если в итоге ее убьют за работу на чертов картель. Может, я был единственным таким дураком, которого она смогла вспомнить.

И все же… эта мысль тоже не казалась правдоподобной.

Девочка… Адди… Она выглядела слишком маленькой для своего возраста. Напоминала мою племянницу, а Мила родилась на целый год позже нашего ребенка. Но и Рэйвен всегда была миниатюрной. Почти на голову ниже меня.

Когда мы были вместе, я любил эту разницу в росте. Любил, как легко мог подхватить ее, усадить на себя, удержать, утонуть в ее сказочности, в то же время соединяя нас самым близким способом.

Простой тест ДНК мог бы дать ответ, врет ли она на этот раз.

Как бы там ни было, Адди сказала, что я ее отец.

Она здесь. А ее мать была убита.

Меня скрутило изнутри.

Она это видела?

Видела, как кто-то вспарывает ее мать?

Глава 6

Райдер

Еще больше боли пронзило меня при мысли о том, что Адди могла видеть, как убивали ее мать. Будто нож, разрезавший Рэйвен, нашел дорогу и ко мне, вскрывая все, что еще оставалось от моих чувств.

Что мне теперь делать?

Я повернул голову и увидел, что Мэддокс вернулся. Он стоял в дверном проеме, и его обычно сверкающие глаза были полны печали. Никаких шуточек. Никакого поддразнивания. Только отражение моей боли.

Когда-то мы оба страдали от потери женщин, которых любили. Он смог вернуть свою. Я говорил ему, что он сделал то, на что я бы никогда не был способен… простил. Теперь мне больше не нужно было беспокоиться о том, чтобы получить такой шанс. Рэйвен была мертва.

Ее ребенок — наш ребенок? был здесь.