Блядь. Если бы тот ублюдок Чейнсо ещё был жив, я бы сам захотел пристрелить его снова. В нашем городке, в нашем округе случались мелкие преступления, как и везде, но до того момента, пока этот идиот не попытался связать байкерский клуб с картелем, у нас не было серьёзных проблем.

Я скрестил руки на груди, расставил ноги пошире и посмотрел на Джию с прищуром.

— И ты решила что? Что нашему ранчо есть за что переживать? Вот почему я поймал тебя, когда ты рылась в наших вещах?

— Да, — наконец ответила она.

Коротко. Чётко. Но звук её голоса пробрал меня до самых низов. Моё тело жаждало услышать это слово снова и снова, пока бы я вбивался в неё всё глубже.

Челюсть сжалась. Я резко отвёл от неё взгляд, заставляя себя не смотреть в её сторону, и сосредоточился на брате.

— Так она считает, что у неё есть какие-то, чёрт возьми, доказательства? Если на ранчо что-то и есть, связывающее нас с Ловато, значит, это она сама туда подбросила.

Мэддокс провёл рукой по своим волнистым волосам.

— Я даже не знаю, с чего начать, Райдер.

Он бросил взгляд на сложенный лист бумаги перед собой, а затем снова посмотрел на меня, и в его глазах было что-то, что заставило меня немного остынуть. Боль. Мой брат чувствовал боль.

— Мэдс, — я шагнул ближе к столу. — Просто скажи. Что бы это ни было, мы разберёмся. Все вместе. Как семья. Как всегда.

Он сглотнул, а затем произнёс:

— Это касается Рэйвен.

Её имя пронзило меня, вспарывая зажившие, но всё ещё хрупкие шрамы. Мэддокс никогда не упоминал её. Никогда. Если только не был вынужден. По моей коже пробежали мурашки. Тревога. Предчувствие. Что-то внутри меня подсказало — эта женщина снова перевернёт мой мир.

— Что она ещё натворила? — прорычал я. — И какого хрена нас это должно волновать?

— Она мертва, — тихо сказал он.

Я молчал. Несколько долгих секунд слова не доходили до сознания.

Каждый раз, когда я позволял себе думать о своей бывшей невесте, я представлял, как однажды скажу ей в лицо, насколько мало её уход повлиял на нас. Как травма, которую она пыталась нанести, не достигла цели. Как моя жизнь без неё оказалась чертовски лучше, чем с лживой, изменяющей, крадущей мошенницей рядом.

Но я никогда не представлял её мёртвой.

Я заставил себя заговорить, сделал голос холодным и отстранённым:

— И снова: почему нас это должно волновать?

— Она работала на Ловато, — сказала Джиа где-то сбоку.

Я не повернул головы. Игнорировал её. Продолжал смотреть только на брата.

— Но, видимо, она сделала что-то, что их разозлило, потому что они распотрошили её. Разрезали от горла до пупка, несколько раз. А её руки…

— В третий раз спрашиваю: почему нас это должно волновать? — отрезал я, прерывая её, пока перед глазами мелькали образы, которых я не хотел.

Рэйвен, закрученные тёмные волосы, смеющиеся карие глаза. Её пышные формы, двигающиеся надо мной, кожа, сияющая в лунном свете. Тёплые бедра, обвивающие меня, моя рука, замирающая на её животе, когда она сказала, что внутри растёт наш ребёнок.

Я тогда чувствовал всё до предела. Запахи. Звуки. Её тело. Шероховатость одеяла подо мной. Звёзды, рассыпанные над нами, как полотно художника.

Она сливалась с ночным небом, но одновременно выделялась, как призрак, ворвавшийся в мою жизнь. Призрак, укравший моё сердце и унесший его с собой, прихватив фамильное кольцо и деньги, которые мы заняли на строительство домиков.

Этот образ её, чувственно двигающейся надо мной, сменился другим — полным крови, порезов на гладкой коже.

К горлу подступила горечь. Кулаки сжались, ногти врезались в ладони.

Мэддокс поднял письмо, на которое смотрел мгновение назад.

— Она оставила это для тебя. Думаю, оно было спрятано на случай, если с ней что-то случится.

Он скользнул им по столу в мою сторону, и я сделал шаг назад.

Нет.

Я не позволю ей снова поселиться у меня в голове — даже из могилы.

Мне потребовались годы, чтобы восстановиться. Годы, чтобы снова смеяться и шутить с семьёй. Годы, чтобы снова посмотреть на женщину и не чувствовать, что изменяю той, которая украла не только мои деньги.

Она украла моё будущее. Мою семью. Мою жену. Моего ребёнка.

Сзади раздался топот маленьких ножек, и я подумал, что это Мила прибежала к дяде. Но девочка бросилась не к Мэддоксу, а к Джии.

Моё сердце остановилось.

Ребёнок обхватил руками её ноги, а Джиа положила ладонь ей на макушку. Её голос стал мягким, тёплым, спокойным. Я никогда раньше не слышал, чтобы она говорила таким тоном.