Шрифт:
Пока я штурмовал тёмные тайны нашей семьи грубой силой, она тихо ускользала от них. Я должен был знать, что она не примет мои оковы больше, чем когда-то приняла отцовские.
Гнев разгорался сильнее. На себя — за ошибку. На неё — за отсутствие верности.
Она забыла наши клятвы, данные в детстве.
Клятвы, которые мы давали друг другу, истекая кровью… или просто играя вместе. Отец рассказывал нам истории о большом хищнике, живущем в лесах вокруг нашего мексиканского поместья, чтобы удержать нас от побегов. Вместо этого мы использовали легенду о Баламе, чтобы оттачивать свои навыки, дожидаясь дня, когда сможем направить их против отца. Мне нравилась охота, преследование, убийство. Ей — скрываться, сливаться с лесом, исчезать в ночи.
Но теперь ей не скрыться. Ей не сбежать.
Меня наполняла не только ярость, но и разочарование. Обе эти эмоции лишь подогревали мою ненависть к человеку, которого я прижал к стене амбара. Его мышцы, его навыки — ничто по сравнению с моими. Здесь, на моей земле, он был лишь мусором.
— Ты забрал всё из комнаты? — спросил я, прижимая нож к его пульсу.
— Да. Кроме чемодана с одеждой.
— Ничего не оставил, что могло бы тебя выдать?
— Я знаю, что делаю, — прошипел он, тщетно пытаясь отодвинуть шею от лезвия.
— Хорошо, — спокойно сказал я.
Одновременно с тем, как я его отпустил, я провёл лезвием по его горлу. Кровь брызнула наружу, испачкав мой белоснежный рубашку. Мужчина рухнул в пыль, а я лишь нагнулся, чтобы вытереть нож о его уродливую куртку камуфляжного цвета.
Я повернулся к Хулио, который всё это время ждал в стороне. Наши взгляды встретились. Ни капли отвращения или удивления в его глазах. Только спокойствие. Я должен был отправить его за Наталией, но он был нужен мне здесь. Единственный, кому я мог доверять.
— Отнеси вещи из его машины в мой кабинет и разберись с этим, — сказал я.
Я зашагал прочь от амбара, с его стенами из тёмно-зелёных досок и речного камня, к главному дому. Это раскидистое одноэтажное здание было врезано в горный склон и принадлежало семье моей матери десятки поколений. Как и почти шестнадцать тысяч гектаров земли. Земли, которая принадлежала мне гораздо больше, чем когда-либо принадлежала отцу — человеку, женившемуся на её владелице.
Я забрал её обратно у отца так же, как мои предки защищали её от белых захватчиков, смывая пролитую им кровь его собственной. Это была его расплата за то, что он сделал со мной. С Наталией.
Наш дом больше не преследовал меня, как, по её словам, преследовал её. Я превратил его в инструмент, которым мог управлять так, как мой недалёкий, жестокий отец даже не смог бы представить.
Я поднялся по каменным ступеням, гладким от векового использования, прошёл через массивные латунные двери, украшенные узорами воинов, и оказался в мраморном холле. Ввел код на панели рядом с чёрными дверями, поднёс глаз к всплывшему сканеру сетчатки и зашагал по коридору.
С весны по осень главная резиденция принимала гостей, но эти частные покои, с их гладкими полами и стенами из чёрного и белого мрамора, принадлежали только мне. Спокойные. Бесцветные. Прохладные.
В конце коридора я повторил код и сканирование, открывая ещё одну пару чёрных дверей в мою личную спальню, воплощённую в монохромной роскоши.
Мне нравилось крушить старую хозяйскую спальню голыми руками и кувалдами. Я получил удовольствие, заполняя их самыми дорогими тканями и материалами, какие только мог найти, зная, насколько сильно бы это взбесило моего отца. Зная, как бы он кричал о растратах.
Я вошёл в ванную из белого мрамора, скинув запачканную кровью одежду.
В зеркале мой взгляд скользнул мимо черных волос, почти черных глаз и бледной кожи, чтобы остановиться на пятне крови на щеке. Единственный цвет в этой комнате.
И он меня взбесил.
Я развернулся и направился в душ. Оставил воду холодной, яростно оттирая кожу, пока не был уверен, что избавился от скверны. Тело дрожало, но я подавил эту реакцию. Я совершил ошибку. Когда в последний раз я мог сказать такое о себе?
Отец.
Я стиснул зубы.
Вышел из душа, вытерся, надел черные брюки. Я не мог даже смотреть на ряд белых рубашек. Прежде чем надеть их снова, требовалось искупление. Ошибки должны быть очищены. Я потянулся к первой из дюжины черных рубашек на пуговицах, снял её с вешалки и аккуратно заправил в брюки. Завязал двойные узлы на идеально начищенных туфлях и направился из спальни в соседний кабинет.
Чёрные полки тянулись от пола до самого черного лакированного потолка. Каждая книга на них имела обложку в оттенках черного, белого или серого. Они гармонировали с черным мраморным полом, частично закрытым белым плетеным ковром ручной работы из Марокко, и белыми креслами, привезёнными из французского шато. Они стояли под идеальным углом к эбеновому столу, который я заказал на заказ, украсив теми же мотивами древних майя, что и двери в холле.
Я проигнорировал стол, хотя мне отчаянно хотелось сесть за него. Так же, как я жаждал поставить на колени очередного генерального директора, разъедая его компанию строка за строкой кода. Вместо этого я направился к боковому столику, куда Хулио сложил вещи, которые Вито забрал из гостиничного номера Наталии.