Но я всё равно вздохнул и сказал:

— Ладно, букашка. Ни одно животное больше не пострадает от этих рук.

Она протянула ко мне свой крошечный мизинец.

— Клятва на мизинцах?

Когда мой большой палец переплёлся с её маленьким, у меня в груди вдруг что-то сжалось.

Острая, неожиданная боль. Боль по тому, что я когда-то думал, что у меня будет. Чему я сам же не дал шанса снова появиться в моей жизни— жене и ребенку.

Глава 2

Джиа

Сцена была как нельзя более жуткой. Руки женщины были изуродованы, а ужасные порезы рассекали ее грудь, кровь лилась из них на гостиничный ковер, уже потемневший от старых пятен. Следователям предстояла непростая работа — разобрать улики и определить, какие из них имеют отношение к убийству, а какие остались от многолетнего потока постояльцев этого дешёвого мотеля на окраине Денвера.

Жертва — темноволосая, около тридцати, её дикая красота была заметна даже сквозь тени под глазами и пятна на коже. В животе неприятно сжалось. Она была в бегах, и я была одной из тех, кто её преследовал.

Челюсти стиснулись. Ещё одна смерть женщины, которая будет меня преследовать.

Логически я понимала, что ни эта женщина, ни та, что погибла в Вашингтоне два месяца назад, не умерли по моей вине. Они сами связались с одним из самых крупных и жестоких картелей Америки. Ловато приложили руку ко всему — от наркотиков и оружия до финансовых махинаций, и были известны тем, что беспощадно устраняли не только конкурентов, но и предателей или слабые звенья.

Вопрос был в том, кем именно была Анна Смит.

Если она действительно была техническим гением организации, как я полагала, значит, у неё на руках было несколько лет секретов Ловато. Она решила их продать? Или провал в Вашингтоне поставил на ней крест, который уже невозможно было стереть?

Судмедэксперт, склонившийся над телом, поднял голову.

— Пока неясно, что здесь произошло, — он махнул рукой в сторону окровавленной груди. — Похоже, что после смерти её кто-то волочил по полу.

— Документы есть? — спросила я.

Он покачал головой.

— И вряд ли получится опознать её по системе распознавания лиц. Видно, что делала ринопластику, особенно в области переносицы.

Область, где пересекались нос, глаза и лоб, имела решающее значение для программ распознавания лиц. Я снова внимательно осмотрела её. Длинные пряди фиолетовых волос выделялись на фоне почти чёрных. Волосы были зачесаны так, чтобы закрывать один глаз. К тому же на лице был плотный консилер, который не совпадал с оттенком кожи. Всё это могло запутать алгоритмы.

— Можно это убрать? — спросила я, нагнувшись и показывая на прядь, прилипшую к её губам. Судмедэксперт кивнул, и я осторожно сдвинул волосы в сторону.

На её лице застыло выражение, которое трудно было определить. Страх. Раскаяние. Тревога.

Я сделала снимок, гадая, действительно ли это та самая неуловимая Анна Смит, за которой мы гонялись по нескольким странам, или просто несчастная женщина с таким же именем. Анна всегда была всего лишь тенью, призрачным силуэтом, исчезавшим, стоило нам приблизиться. Даже её имя оказалось псевдонимом, который мы смогли отследить лишь на восемь лет назад. До сегодняшнего дня у нас не было её фотографии — только знак вопроса на доске в конференц-зале многочисленной группы агентов в Вашингтоне. Теперь же у нас были её отпечатки и лицо, а значит, появлялся шанс узнать больше.

Рори, возможно, сможет обработать изображение и воссоздать её облик до пластики. А если это удастся, наш новый аналитик прочешет весь интернет в поисках её настоящего лица. Рори была лучше всех в том, чтобы собирать разрозненные фрагменты в цельную картину. Если она не смогла бы найти правду об Анне, значит, не смог бы никто.

Рори нельзя было назвать моим «Кью» из Джеймса Бонда, но я привыкла полагаться на неё больше, чем Бонд на своего инженера из отдела разработки. И уж точно больше, чем Джейсон Борн когда-либо доверял кому-то. Если бы моя жизнь была романом — вроде историй о Джеке Ричере, Джейн Блонд или любом из четырёх шпионов чье имя начинается Дж, которые повлияли на мою карьеру, — Рори могла бы стать предательницей. Но я своими глазами видела, как прошлой осенью она сделала прямо противоположное.

Я выпрямилась, окинув взглядом комнату. Ни компьютеров. Ни электроники вообще. Даже телефона не было. В шкафу стоял открытый чемодан с одеждой, выглядевший так, будто его кто-то перерыл. В остальном комната была пуста.

Мой взгляд снова остановился на теле жертвы, её рука тянулась к кровати, откуда чуть-чуть выглядывала белая подошва кроссовка.

Я наклонился, чтобы его достать, но в тот же миг обувь исчезла. Дыхание перехватило, тело застыло, разум заработал на предельной скорости.