Шрифт:
Губы, от которых у меня все внутри сжалось… Прямо перед тем, как он оттолкнул меня, будто я предала его. Будто я была заразой, от которой ему нужно избавиться.
Я прочистила горло.
— Этот человек… Райдер… Он твой отец?
Девочка не пошевелилась. Затем чуть заметно кивнула.
— А женщина в мотеле… Она твоя мама?
Её глаза наполнились слезами. Она снова кивнула, затем уткнулась лицом в колени и разрыдалась, её худенькие плечи затряслись.
Я не задумываясь притянула её к себе, обняла и крепко прижала, пока она рыдала.
Часть меня тоже хотела заплакать. От злости, от бессилия, от боли. Или, может, от всего этого сразу. Последнее, чего я хотела — снова встретиться с Райдером Хатли. А уж тем более заявиться к нему с маленькой девочкой, которая, как оказалось, была его дочерью.
Ребёнком, о существовании которого он никому не говорил.
Ребёнком, которого я не могла понять, как он мог не любить. Я ведь видела, как он буквально осыпал свою племянницу заботой и нежностью. Видела, и от этого у меня внутри что-то сжималось.
Я опустила взгляд на письмо. Я должна была его прочитать. Это моя работа. Но ощущение было такое, будто это очередное нарушение границ, за которое Райдер так или иначе сделает меня виноватой.
Что бы ни было в этом письме… Какие бы слова ни скрывались внутри…
У меня было предчувствие, что оно изменит всё.
Не только для оперативной группы, но и для меня.
Глава 3
Райдер
После долгого, изнурительного дня, проведённого за работой над двумя новыми домиками, я должен был быть вымотан и мечтать только о том, чтобы вернуться домой и рухнуть в постель. Но вместо этого внутри меня будто что-то зудело, не давая покоя. Что-то в Милле и этом чёртовом вороне задело меня за живое, заставило тосковать по вещам, о которых я знал: мне лучше их не желать.
Мне нужно было просто найти кого-нибудь на ночь. Потеряться в мягкой коже, которая вырвала бы из моей головы мысли о двух темноволосых красавицах, преследующих меня. Только вот уже несколько месяцев я не мог ни с кем завершить сделку. После того как Рэйвен ушла, я с лёгкостью отвлекался на других. Это казалось местью. Но теперь дело было не в бывшей невесте. Всё испортила эта чёртова журналистка, которая пробыла на ранчо достаточно долго, чтобы я застал её роющейся в моём кабинете.
Женщина с волосами, тёмными, как ночное небо, и глазами, меняющими цвет с зелёного на карий в зависимости от освещения. Женщина, которая на мгновение заставила моё давно окаменевшее сердце сбиться с ритма — прежде чем исчезнуть, даже не попрощавшись.
Исчезновение Джии Кент было для меня предупреждением. Знаком держать свои руки и губы подальше от неё. Слава Богу, мы разделили всего один поцелуй. Потому что даже одного оказалось достаточно, чтобы я не мог избавиться от вкуса её губ.
Может, сегодня ночью я наконец смогу её забыть. Найду облегчение в ком-то, кто не переворачивает мне душу. Найду покой, а не новую пытку.
Я отказался от ужина с мамой, сказав, что поем в городе, сел в грузовик и направился в Уиллоу Крик. Когда я пересёк границу города и увидел знак, уголки моих губ дрогнули в лёгкой улыбке.
Уиллоу-Крик — родина футбольных звёзд, рок-музыкантов и фермеров.
Знак появился всего пару десятилетий назад, после того как группа Watery Reflection построила себе поместье над озером. Наш город гордился своими знаменитостями так же, как Белл Бакл гордился своей колой и лунными пирожными. Городской стадион носил имя погибшего футбольного игрока, а холм за озером теперь назывался Watery Reflection Hill. Мы гордились тем, что эти люди — часть нашего сообщества, но мы и защищали их. Если репортёры совали нос куда не следует, мы их отшивали так же быстро, как енот лезет в мусорный бак.
Очаровательная старомодная атмосфера нашего центра привлекала художников, фотографов и даже съёмочные группы. Церкви с остроконечными шпилями, выглядывающими из-за крыш, булыжные мостовые, напоминающие о давно забытых каретах, фонари в форме фонарей — всё это делало город идеальной картинкой для открытки. Ветвистые ивы перемежались с магнолиями на каждом углу, наполняя воздух ароматом, когда они цвели. Фасады магазинов были из обветренного кирпича, с белыми колоннами и чёрными ставнями, а их витражные окна на закате превращали улицу в игру золотых бликов и переливчатых радуг.
Я припарковался у мастерской Вилли, надеясь, что он наконец починил мой звуковой ружьё. Увидев табличку «Закрыто», я застонал, сразу поняв, куда он подался. Я не был уверен, что сегодня готов к пьяному Вилли.
Я направился на окраину города, к бару дяди Фила. МакФлэнниган стоял в Уиллоу Крик уже больше века. Легенды гласили, что все поколения МакФлэнниганов владели этим местом.
Я толкнул резные двери, и передо мной открылся паб, который больше подошёл бы ирландской глубинке, чем дикому Теннесси. Богатая древесина, зеркала с гравировкой, старинное очарование. Меня тут же накрыл шум живой музыки, и я едва сдержал очередной стон. Я забыл, какой сегодня день. Четверг. А это значит пиво за два доллара и соревнования по линейным танцам, превращающие город в стаю бешеных собак.