Каждый день, что графиня проводила в их отряде, становился для Лонгфорда серьезным испытанием, однако настоящие эмоциональные качели начались после того, как она осталась, чтобы защитить их от кровожадного монстра в сарае у Ирма. До тех событий в голове у боевика выстраивалась вполне логичная картина, в которой Черная Марисса была мелочной, мстительной личностью, не ставящей ни во что человеческую жизнь, зацикленной только на себе.

Ненавидя ее, он с удивлением осознавал, что его отряд не разделяет эти чувства. Она обворожила Барса, который буквально носил ее на руках, обменивалась шутками с Клыком и даже общалась с Рэном. Да из этого молчуна слова не вытянешь обычно, а тут его потянуло на долгие беседы! А Ганс… Он не попросил у нее обратно свои любимые сапоги!

После ее подвига в Топях, его побратимы все четверо приняли графиню окончательно и бесповоротно, больше не поднимая вопрос о преступлениях и беспокоясь только о ее защите. Она за неделю стала неотъемлемой частью их отряда. И только Лекс еще сопротивлялся, напоминая себе, что ее невиновность не доказана, а вот как раз вина официально признана. Но все чаще про себя он называл ее не Марисса, а Маша, как бы отделяя эту рыжую смелую девчонку от образа эгоистичной дряни, нарисованного в его голове.

Тот факт, что леди Раш в глазах Лонгфорда все меньше походила на убийцу, не снижал степени его бешенства. Только причина поменялась — теперь это была ревность к первому лицу государства. Слухи и истории о романе графини Раш и его величества Александра обсуждали всем миром. Огласке эта любовная драма была предана на этапе ее завершения, когда король дал отставку Мариссе, так и не женившись на своей фаворитке, и заключил помолвку с принцессой крупнейшего из соседних государства Данмарх.

Династийный брак против любви. Приоритет короля был очевиден: он сделал любовь разменной монетой, что для графини Раш стало ударом. С этого момента она и начала вытворять свои безумства. В том числе публичные. Бросалась под колеса королевского экипажа, становилась на колени перед монархом, умоляя его вернуться к ней. Вобщем, выставляла себя на посмешище. А Лекс вдруг осознал, что ему проще понять убийство из ревности, чем такое унижение. Правда, когда он поделился этой мыслью с Рэном, тот как всегда спокойно, но авторитетно выразил свое мнение. И заключалось оно в простой истине: о подобных вещах может рассуждать только человек, который хоть раз страстно и всем сердцем любил.

Загадочное появление у леди Раш печати, наличие у нее магии, а также невежество в, казалось бы, простых вещах сначала Лонгфорда выводили из себя, а сейчас он этому даже радовался. Ведь пока она полна загадок, у него есть основание и оправдание перед самим же собой оставлять ее рядом. Все эти дни он наблюдал, как она осваивает верховую езду, учится метать ножи, разжигать костер и варить кашу. Ему нравилось подглядывать, как Маша прикусывает нижнюю губу, когда сосредоточена на каком-то деле, как тихонечко непонятно ругается, если что-то не получается. Как эта сдержанная милая девушка вообще способна была на все те ужасы, что о ней говорили?

Каждый раз, когда ему удавалось приблизиться к ней, прикоснуться, подержать в своих объятиях, Лекс тонул в ее аромате и легкости. Его фея. Его личная пытка. Когда она подошла с просьбой заняться с ним магией, кровь зашумела в ушах, а сердце устроило канонаду в груди. Это была возможность побыть рядом, но Лонгфорд понял, что искушение сделать ее своей слишком велико — ему все сложнее было держать себя в руках рядом с ней — и решил отказать. Его решимость была убита рукой Рэна на груди леди Раш: в ту минуту, когда Лекс увидел эту картину, он готов был ударить друга, а, может, даже убить. И это чувство очень остро засело у него в мозгах, заставив по-другому взглянуть на поступки графини.

А потом магический эксперимент утащил внезапно и его, и Машу в водоворот неконтролируемой страсти. Лекс, не раздумывая, взял бы ее там, на берегу, в нескольких метрах от своих товарищей, если бы она не оттолкнула. Зачем он произнес те жестокие слова и убил эти волшебные мгновенья? Мужчина не мог вспомнить в своей жизни ничего слаще тех нескольких минут, когда девушка трепетала в его объятиях.

В таверне Лонгфорд даже не пытался оторвать взгляд от своего рыжеволосого наваждения. Выпивая кружку за кружкой, он не чувствовал вкуса браги, стремясь побыстрее утопить свои противоречивые чувства в мареве пьяного дурмана.

За всю свою тридцатидвухлетнюю жизнь Лекс напивался вдрызг всего несколько раз. Одна из этих попоек пришлась на тот день, пятнадцать лет назад, когда мужчина узнал, что он — Велексиан Лонгфорд, а не просто Лекс Лютый. Произошло это после смерти его отца, герцога Брэндона Лонгфорда, которого он так и не увидел ни разу в жизни. Отец остался для него просто портретом в картинной галерее герцогского особняка, зато он вживую познакомился со своим кровным братом — Дэшоном. Тот был на пять лет старше и в свои двадцать два уже стал его светлостью. Лекс же был незаконнорожденным, о чем Дэшон узнал из предсмертной записки отца — тот долго болел и предвидел свою смерть. В записке герцог поведал о своем страстном романе со служанкой по имени Карина, которая понесла от него уже через месяц после их совместных жарких ночей.

Брендон был очень горяч, вспыльчив и скор на расправу. Обвинив любовницу в том, что она забеременела не от него, он выгнал ее из поместья. Спустя несколько лет, он все же вспомнил про свою бывшую любовь и попросил ищеек найти ее. Те обнаружили женщину достаточно быстро: она прислуживала в одном из домов Лимара и растила сына. Ищейки увидели семилетнего мальчика и сообщили его светлости о значительном сходстве с ним. Но даже не это было главное — мальчик был одарен печатью Датуса, с начертанной на ней силой меча.