Голова буквально раскалывалась. Мужчина обхватил ее руками и застонал. Тупая пульсация внутри черепа блокировала любые мысли, которые пробовали проникнуть в мозг Лекса Лонгфорда. Вместе с этой болью его переполняло сожаление о том, что он умудрился так напиться. Медлил, прежде чем открыть глаза, боясь, что сейчас по ним ударит солнечный свет, вызвав очередной болевой приступ, как это всегда бывает с похмелья. Но нет, в этот раз и с открытыми глазами его приветствовала темнота. Тогда мужчина поднял руку и щелкнул пальцами, чтобы зажечь свечи, которые, он точно знал, есть в его комнате. Щелчок не прояснил ситуацию — ни в прямом, ни в переносном смысле. Тьма никуда не делась.

Лекс, невзирая на гул в голове, напряг память в попытке восстановить ход событий вчерашнего вечера. Он прекрасно помнил, как они с Рэном и Барсом поехали сдавать этого даргового мятежника властям, оставив рыжую бестию с Клыком и Гансом. Мужчина повторно ощутил глухое раздражение, которое появилось внутри него в ответ на необходимость оставить графиню на несколько часов. Особенно с Клыком. Этот шут позволял себе с девушкой любые выкрутасы — от пошлых шуток, до объятий, что неизменно бесило Лонгфорда, хотя он и старался этого не показывать.

В любом случае, дело было важнее, чем непонятные эмоции по отношению к графине, поэтому доставлять Кристо Лекс поехал лично. Сделать это без проволочек не получилось: пришлось долго растолковывать местным гвардейцам, обитавшим в центральном жандармском отделении города Бриста, кого и зачем они привезли. По указу короля в каждом населенном пункте, в котором проживало более тысячи человек, открывались подобные пункты с обязательным присутствием в них не только самих жандармов, но и солдат регулярной армии. Поэтому куда везти пленника, у мужчин вопросов не возникло, однако они не думали, что местные вояки будут наотрез отказываться брать на себя ответственность за одного из главарей мятежников, настаивая, чтобы боевики сами везли его в Лимар. В итоге пришлось подключать Карстона, который навел порядок в головах у своих подчиненных, в результате чего Кристо все же забрали и заперли в камере ожидать своей транспортировки в столицу.

Освободившись, Лекс, Барс и Рэн к вечеру добрались до харчевни, где их побратимы уже вовсю наслаждались едой и выпивкой. Присоединившись, Лекс оглянулся в поисках леди Раш. Клык без слов понял, кого ищут глаза командира, и сказал, что она ушла в свою комнату и пока оттуда не выходила. Он предложил сходить ее разбудить. Лекс хотел было ответить, что сделает это сам, но не успел: Клык подскочил и унесся вверх по лестнице выполнять задуманное.

Момент, когда Маша спустилась в зал, запомнился Лексу очень хорошо — пожалуй, это был самый яркий эпизод того дня. Худощавая фигурка, обряженная в мужскую одежду, но не потерявшая при этом своей женственности и очарования, посвежевшее личико в обрамлении коротких рыжих кудряшек — как кто-то мог видеть в ней парня? На взгляд командира маскировка не работала, однако так было только для него, а окружающие принимали ее за мужчину и даже считали привлекательным: пока графиня через весь зал пробиралась к их столу, к ней пристала пьяная девица. Лексу очень захотелось подойти и вырвать Машу у этой девки, чтобы та не смела пачкать ее своими грязными руками.

Мужчина сам не понимал, откуда такие мысли. С какого времени он вдруг решил, что графиню Раш можно чем-то испачкать? Для него она была королевской подстилкой и убийцей брата, поэтому он ее ненавидел всеми фибрами своей души. Его боевая звезда пленила Мариссу без единой доли сомнения, воткнув свои клинки в десяток охраняющих ее таких же как он сам наемников. Драка была жаркая, однако Лексу она была в радость. Боевики, охранявшие Мариссу, были сильными и тренированными, поэтому после такого серьезного боя не было ощущения, что они схватили беззащитную слабую женщину. И все же небольшой червячок сомнений в собственной правоте грыз.

В день ареста Лекс не видел в этой женщине никого, кроме мерзкой бабы, которая орала без умолку и вела себя как бешенная, стеная, рыдая и костеря весь свет, пока ее связанную доставляли гвардейцам. Не похожа она была на хладнокровную убийцу — насколько было бы легче, будь она мужиком.

Весть о том, что Черную Мариссу отправляют на костер, отозвалась в душе Лонгфорда противорчивыми эмоциями. Эта тварь, лишившая его единственного члена семьи, была достойна смерти, но мучений, которые приносит огонь? Остальные ее преступления, о которых говорили в народе, его мало волновали. Он не был уверен, что Марисса действительно ела младенцев на завтрак или соблазняла мужчин, бегая по городу обнаженной. Большинство сплетен о ней были преувеличены народной молвой. Лекс наверняка знал две вещи: графиня до полного сумасшествия убивалась за его величеством Александром, становясь объектом насмешек всего королевства, а затем пыталась убить монарха, связавшись с ведьмами и их проклятыми ядами. Реальными жертвами ее страсти и ненависти стали близкий ему человек и его возлюбленная.

Отправив графиню герцогу Норману, Лекс постарался выбросить ее из головы, с удовольствием приняв задание Карсона по поимке главарей мятежников — он стремился выкинуть лишние мысли. Хотелось отупляющего боя, приносящего пустоту в голову и душу. Однако то, что произошло дальше, выбило Лонгфорда из колеи, не укладываясь в голове. В их костре появилось перепачканное израненное создание с грязными рыжими волосами, одетое в платье, которое когда-то было белым, но превратилось в серую рванную тряпку. Кто-то очень сильно возненавидел их неожиданную гостью, оставив отметины своих чувств по всему ее телу.

Когда Барс вытащил это недоразумение из костра, никто бы не узнал в ней графиню Раш. Девушка была похожа на беспризорного котенка, который безвольно повис в зубах у мамы-кошки. Барс роль мамы выполнял исправно, с первых секунд взяв пришлую под свою опеку. Лекс не стал разбираться, как она к ним попала, он был согласен ее переодеть, накормить и отпустить. Когда-то он сам вот так беспризорничал на улицах и с тех пор с теплотой вспоминал всех, кто помог ему выжить.

Когда он увидел отмытое от грязи и копоти лицо девушки, мир перевернулся по двум причинам: это была она, убийца его брата, но смотрела она на него самыми прекрасными глазами, которые он когда-либо видел. В отличие от себя же несколькими днями ранее, в этот раз Марисса молчала, а ее внимательный и немного обреченный взгляд заглядывал в душу. Сорвавшись, он чуть ее не придушил. Сжимая руку на ее хрупком горле, Лонгфорд не только казнил преступницу, одновременно с этим он уничтожал зачатки зарождающегося в душе некоего обжигающего чувства, которое поэты назвали бы страстью, а он сам — помутнением рассудка.