Даже в мыслях все это казалось сюжетом для исторического сериала. Но, видимо, пора признать, что это — моя реальность. Если кто-то меня разыгрывает, то узнаю я об этом не раньше завтрашнего дня. Скорее всего, основной эффект созерцатели должны получить от моей истерики на казни.

И все же, ну кто мог так подшутить? Такой натуралистичный пранк кому угодно влетит в копеечку. Даже родители Максима себе вряд ли могут такое позволить. А больше богатых людей я не знаю. Но никакого другого варианта я принимать не хотела. Альтернатива была гораздо, гораздо хуже: я сошла с ума или реально оказалась в какой-то иной реальности. Что ж, я решила подождать до завтра. Встала, воспользовалась горшком, сгребла побольше соломы в кучу и легла на свое импровизированное ложе, разложив цепь так, чтобы она не мешала. Завтрашний день покажет, что к чему. А, может, я вообще проснусь в своей или нашей с Максимом постели.

Утро, а это было именно оно — в окна пробивался тусклый дневной свет — принесло мне новые потрясения. Разбудили меня голоса, которые явно обращались ко мне.

— Раскаиваешься ли ты, ведьминское отродье, в том, что пыталась лишить жизни нашего монарха? Раскаиваешься ли ты, что забрала жизнь у двух верных подданных Картезы? Сознаешься ли ты в мятеже против короны? — произнес мужской голос. А еще один, который неожиданно оказался женским, добавил:

— Если раскаиваешься, то твой путь на казнь будет легким. Коли нет — восходить тебе на костер через муки.

На словах «муки» мозг немедленно проснулся, а я открыла глаза и уставилась на моих посетителей. Трое людей в бесформенных серебряных плащах с капюшонами стояли, возвышаясь надо мной. Это что-то типа местной инквизиции, видимо. Фантазия у режиссера была бедновата, сюжет взял из классики. Однако же не хватает красного цвета для полноты картины.

— Я не убивала, и я не Марисса, — твердым голосом сказала я. — Я — Маша.

Сказала и тут же пожалела. Зачем я что-то объясняю, не лучше ли доиграть этот фарс поскорее, а не спорить с этими ряжеными.

— Сопротивляешься, дрянь? — сказала женщина и с размаху ударила меня ногой в живот. А вот это уже совсем не розыгрыш. Меня скрутило от боли, а перед глазами все поплыло. Задохнувшись стоном, я запротестовала:

— Эй, это больно!

— Мы предупреждали. Хочешь облегчить свою и без того страшную участь, прекрати врать и признайся, — проскрипел третий. Голос был старческий, дребезжащий.

А если все это правда? А если я сейчас действительно несчастная арестантка по имени Марисса? Тупая боль в животе навела меня на эту смиренную мысль, но разум в ответ вставал на дыбы.

— Послушайте, может хватит уже, — предприняла я новую попытку, но не успела договорить. Один из серых капюшонов поднял руку и ткнул ею в меня. Удар сердца — ровно столько прошло между этим действием и дикой болью, которая накрыла вслед за судорогой, тугим узлом стянувшей все мое тело. Было не просто больно, это было за гранью. Я открыла рот, но крика не получилось, только бульканье. А потом я почувствовала влагу в углу рта. Подняла руку, мазнула пальцем и поднесла его к глазам. Кровь. Боже мой, да что происходит? Это не сон и не розыгрыш. Это самая натуральная пытка. Я в аду!

— Она не признается. Что ж, это её выбор, — обратилась женщина к остальным. — Снимайте с цепи, пора на площадь.

То, что происходило дальше, лишило меня оставшихся крох надежды, что все это понарошку. Ко мне подошли два стражника. Один освободил от оков, а потом оба подняли меня за локти и поволокли из камеры. Серебряные шли позади — я слышала, как они переговариваются. Пыталась перебирать ногами, но мужчины тащили меня слишком быстро. Обернулась к своим мучителям и закричала:

— Я не виновата, слышите? Я не Марисса. Я не понимаю. Почему?

Было очевидно, что мои вопли были абсолютно бессмысленными и только настраивали окружающих против меня. Еще вчера я думала, что мое пробуждение в темноте — это страшно. А сегодня, я зарыдала в голос, когда меня из моей тюрьмы несли к клетке. Да-да, настоящей клетке, которая стояла на повозке, запряженной лошадьми. Я — ведьма, которую в этой жуткой конструкции сейчас повезут на костер.

Стражники кинули меня в клеть и закрыли там. А сами, похоже, выдохнули от облегчения, избавившись от тяготившей их обязанности. Я медленно поднялась и встала, держась за прутья. Шоковое состояние остановило мой плач, я впала в ступор. Взглянув на мою недавнюю тюрьму со стороны, я заторможено отметила, что это целый замок, построенный из каких-то черных камней. Очень впечатляющее строение: массивное и приземистое, с башнями, глухими сводами в виде полусфер, толстыми стенами и небольшими окнами. Насколько я помню лекции по мировому искусству, это похоже на романский стиль. Однако как бы ни старалась я дать всему определение через знакомые мне понятия, этот замок все же нарушал мое представление о европейском средневековье. Стены были сплошь покрыты барельефами, на которых изображались страшные твари: огромные мускулистые человекоподобные тела с рогатыми головами, когтистыми лапами, кожистыми крыльями. Этих чудовищ я видела повсюду, в том числе и в виде ростовых статуй, пугающих своей натуралистичностью.

Глядя на монумент рогатого трехметрового крылатого монстра, который, казалось, смотрел прямо на меня, ощерившись в вечном оскале, я приняла реальность до конца. Я не дома, я не сегодня — я когда-то и где-то. И почему-то все здесь зовут меня Черная Марисса.

Повозка тронулась, я покачнулась, но удержалась на ногах. Оглянулась и увидела серые плащи. Мои мучители залезли на повозку и стояли позади клетки, держась за ее решетку. Управлял нашей телегой седовласый бородатый мужчина. Он молчал и ни о чем не спрашивал. Видимо, и так точно знал, куда нужно меня везти. Вот в такой дружной компании мы выехали за пределы двора и приблизились к огромным воротам. Оказывается, это не просто замок, это крепость, окружённая по периметру высокой стеной с башнями и бойницами. Ворота открылись сами. Или не совсем. Этот фокус, похоже, был выполнен одним из моих сопровождающих: он поднял руку, и створки ворот почтительно расползлись перед нами в стороны.