Шрифт:
Тут у Фионы зазвонил телефон, и она замахала на нас руками, словно ее начальник мог по телефону увидеть, что она делает. Мы пошли покупать ей кофе, пончики и фрукты в карамели. И думали по дороге, что делать. Но было слишком жарко и слишком таинственно, так что мы ничего не придумали.
Я пробовал принести и папе фруктов в карамели и разведать ситуацию, но он только высунулся из двери, взял фрукты, а на вопрос, чем ему помочь, вздохнул. Потом сказал, что будет очень благодарен, если мы не будем вмешиваться в международный скандал. В этом папа мог быть спокоен — какой скандал, если я так и не узнал ни одного ругательства на языке Мин?
Чтобы не лезть ни в какие скандалы, мы сначала купались, а потом помогали папе Флая чинить чей-то торчащий пружинами во все стороны диван, а маме Флая — готовить ужин на всю их большущую семью прямо во дворе в чане на костре, потому что ни топить печь, ни включать плитку дома в такую жару не хотелось. Я люблю такой ужин — когда все вкусное кинули в чан и долго варили, а еще быстро сделали торт из тонких вафель, готового крема, орехов и шоколада. А потом стало уже поздно идти домой, и мы остались ночевать у Флаэрти.
Летом у них хорошо ночевать, потому что в сарайчике, где мистер Флаэрти держит инструменты — в идеальном, кстати, порядке — вдоль одной стены стоит трехэтажная кровать. Там вкусно пахнет древесиной, и снится всякое хорошее, а рядом летний душ, и вода в нем отлично нагревается солнцем. Зимой так не поспишь и не помоешься, понятное дело, если не хочешь проснуться снежным великаном.
Мы сочиняли по фразе сказку про снежных великанов, и она выходила такой забористой, какие всегда сочиняются уже в полусне. Флай все обещал запомнить и за завтраком рассказать своим младшим, чтобы целых пятнадцать минут молчали.
И тут неподалеку загремело.
— О, — приподнял голову с подушки Флай, — машина во что-то тюкнулась. Несильно вроде. Пошли глянем, вдруг помочь надо?
— Если что, сюда и дотолкаем, — решил я.
— А я перевяжу, — схватила сумку Ди. Она умеет, ее мама учила, и в сумке у нее всегда бинт и пластырь.
Только объевшийся Бобби с нами не пошел и продолжал спать кверху пузом, дергая во сне лапами.
Луч фонаря шарил по темноте, выхватывая куски дорожки, кустов и деревьев. Мы дошли до самой дороги, но там никого не было, только следы шин на обочине, и пахло горелой резиной. Но раз дошли, все надо сделать серьезно — и мы взялись осматривать придорожные кусты. А Ди отобрала у Флая фонарик и посмотрела, не висит ли кто-то на ветвях деревьев — поворот был густо засажен тополями, а она в свое время смотрела такой фильм. Где дух жертвы аварии потом всем мстил.
Духа не было, и никто не висел. Только сидел. Прислонившись спиной к дереву, сидел тот самый глиняный генерал, которого все искали. У него на груди была большая трещина, а левая рука просто лежала рядом.
Я уже хотел подпрыгнуть с радостным воплем, что нас за эту находку награждать со сцены будут. И вдруг понял, что генерал на меня смотрит. В глубине его глазниц метались синие огоньки, и они за мной следили.
— Приветствую вас, дети дикарей, — хрипло и гулко поздоровался беглый экспонат и медленно наклонил глиняную голову.
— Охренеть, — сказала Ди. — Киборг-убийца.
— Уже охренел, — вздохнул Флай.
Так я понял, что налаживать человеко-глиняные контакты предстоит мне. В конце концов, говорил генерал понятно, хоть и смешно. Он растягивал слова там, где не надо, как профессор Ху.
— Ни Хао! — поздоровался я, пытаясь повторить тот поклон со сложенными впереди руками, которым приветствовал профессора Ху лорд Даррен. Кроме этого слова, я успел выучить только юэбин и юаньсяо. Но начинать серьезный разговор с лунных пряников и рисовых шариков нельзя, он же не торговец сладостями, а…
Мои размышления прервал удивленно гудящий голос генерала:
— Дитя дикаря, ты пытаешься показать мне своим поклоном, что на самом деле ты девочка?
— Я дитя профессора, если на то пошло, а девочка тут она, — я ткнул пальцем в Ди, — и все.
— В таком случае левой руке стоило бы быть сверху, но попытка вежливости лучше ее отсутствия. Жаль, что здесь ученые мужи вынуждены влачить столь нищее состояние, что не могут одевать своих детей достойно, — я мог поспорить, что глиняный генерал нахмурился. Не знаю, чем ему не понравились рваные джинсовые шорты до колен и майки … хотя предполагаю, у них приличные так не ходили, у них чем больше ткани в одежде, тем приличнее, вот и тащились за человеком подол и рукава.
Ди, кстати, вообще босиком прибежала.
— А вы правда генерал? И вам две тыщи лет? — выпалила она, ни разу не переживая из-за своих босых ног. — Не переживайте за Риана, у него все есть, даже лошадь!
Флай в этом время подошел совсем близко и встал на колени в траву. Он разглядывал пострадавшую в столкновении с машиной терракотовую руку.
— Если развести правильный клей… — задумчиво произнес он, ни к кому особо не обращаясь.
Наш новый знакомый с трудом поворачивал глиняную голову, не успевая реагировать на всех нас разом. Наверное, он за две тыщи лет столько вопросов не слышал. Но я все-таки хотел узнать, что случилось, прежде, чем радовать папу. Или не радовать, это уж как пойдет.