Разумеется, было бы недостаточно лишь описать душевное состояние и привычки моего брата. Необходимо привести примеры, поэтому в приложении направляю Вам несколько отрывков из его дневника. Этот дневник брат начал писать, когда последний раз вернулся с Мальорки, где на него, по-видимому, оказали влияние какие-то бетонные могилы. Всю жизнь у моего брата были проблемы с психикой, и я ему помогала. Но теперь эти его проблемы вышли за рамки допустимых.

Я бы также хотела кратко пояснить, почему не могу послать дневник брата целиком. Этот его дневник (речь идет об обычной школьной тетради) мне пришлось, так сказать, буквально вырвать у него из рук. Когда я приехала, чтобы его душевно утешить, то узнала, что теперь он пишет не только о Мендельсоне-Бартольди, а еще кое-что — ведет дневник. И этого я допустить никак не могла. Брат пытался свой дневник отстоять, но в конце концов только его испортил. Дневник порвался. Брат даже пытался съесть измятые страницы. Мне пришлось буквально выковыривать у него изо рта изжеванные и перепачканные слюной клочки бумаги. Поэтому посылаю только фрагменты дневника. Но эти фрагменты представлены в надлежащем виде. Они переписаны, пронумерованы и зарегистрированы. К сожалению, в этих отрывках, которые мне удалось сохранить, некоторые места нечитабельные. В соответствии с правилами архивного дела с помощью точек в квадратных скобках я обозначила количество букв, которые нельзя было ни прочесть, ни, следовательно, переписать.

Я собираюсь приехать в Пайскам после рождественских праздников. Провести с братом Рождество, к сожалению, не смогу, потому что занята в эти дни. Но надеюсь, госпожа председатель, что не позже начала следующего года мы сможем встретиться с Вами лично и вместе заняться делом моего брата.

Желаю Вам и Вашим сотрудникам хорошо провести рождественские праздники, а также больших успехов в новом году.

Елизавета Бергман 22 декабря 1988 года

Пайскам

Фрагмент 1

В моей жизни было не слишком много женщин, но все же кое-какие появлялись. Прежде всего, это моя старшая сестра. Потом идут женщины, на которых я хотел жениться, и эта мысль меня некоторое время даже забавляла, поскольку претендентки на роль жены действительно находились, которые по нисходящей шкале «подходящие», «не очень подходящие» и «совсем не подходящие» оказывались все больше в нижней ее половине. Конечно, мать тоже появлялась в моей жизни, но, смею заметить, скорее это я сам из нее появился. Если подводить итог моего отношения к женщинам, то должен признать, что я хорошо отношусь к тем, которые уже умерли, как моя мать, уже упомянутая, а теперь еще и Анна Хардлт, или к тем, которые скоро собираются это сделать, как, например, та же самая Кинесберг. Я оправдываю себя тем, что мой случай далеко не единственный. У многих мужчин такое же отношение к женщинам, только в отличие от меня они в этом не признаются, а я даже готов признать, что мой случай куда серьезнее. В сущности, живая и здравствующая женщина, если принимать во внимание сексуальные потребности мужчины, нужна только на короткое время, да и то при условии [………] и [……] потому что […………].

Фрагмент 2

Несмотря на все доводы современных гендерных исследований о том, что женщина стоит наравне с мужчиной, я убежден, что только мужская форма существования представляет собой [……], как подтверждает современная наука. Женщины же, наоборот, представляют собой […………]. С женщиной прежде всего связана надежда на продолжение жизни, вот только кому это нужно. В конце концов, продолжение жизни — это всего лишь иллюзия. На картине Эгона Шиле «Беременная женщина и смерть» изображено женское тело, внутри которого зреет плод, уже заранее обреченный на смерть. Образ этот очень точный, к тому же созданный мужчиной.

Фрагмент 3

Мужчина и женщина не могут понять друг друга, потому что каждый из них живет своей жизнью, каждый ведет совершенно особое существование и их бытие подчиняется разным законам Вселенной. Пребывание мужчины в этом мире — это тема andante con moto Мендельсона-Бартольди, а точнее, первые фразы 56-го опуса его Третьей симфонии, которая столь же эротична, сколь и трагична. Первые такты исполняют духовые инструменты с преобладанием звучания гобоев, кларнетов и фаготов (типично мужские музыкальные инструменты). И только потом вступают смычковые. Начало звучит торжественно, но в то же время очень печально. Скрипки врываются внезапно, и звучит новая и, я твердо убежден, очень женская мелодия, решительная и жизнеутверждающая. И это момент зарождения настоящей драмы той первой музыкальной фразы, сыгранной в темпе andante сот moto, в темпе, созвучном ритму человеческого сердца. Дальше слышны одновременно мотивы и гневного отрицания жизни, и тихого с ней смирения, но опять и опять сквозь это драматическое сплетение музыкальных мотивов пробиваются две начальные мелодии. Потом звучит только первая — ее играют духовые, — и теперь мелодия звучит по-особому пронзительно и печально. Звучит, словно похоронный марш, только совсем не торжественно. И постепенно стихает, так что в финале мы слышим только тихие вздохи. Так кончается первая фраза.

Фрагмент 4

Моя сестра не хочет, чтобы я продолжал писать свою книгу о Мендельсоне-Бартольди. Она говорит, что писательство мне вредит. Кинесберг смотрит на мое писательство как на безобидное занятие, чтобы скоротать время. Но ни та ни другая и не подозревают, что для меня значит писать про Мендельсона-Бартольди, особенно теперь, после моего возвращения с Мальорки, когда в моей истерзанной душе — лишь образы могил из бетона, которые я видел на кладбище в Пальма-де-Мальорке и которые открыли мне подлинную сущность смерти. Обычные могилы оставляют нам хоть какую-то надежду, может быть, наивную, что это только метаморфоза, что наше тело и мы вместе с ним просто меняем одну форму существования на другую, пусть даже и черт-те какую, но всего лишь меняем одно на другое! Даже кремация не лишает нас надежды. Дым, поднимаясь к небу, пробуждает в нас представление о возможности слияния с атмосферой, стратосферой и не знаю с какой там еще сферой. Во всяком случае, при традиционном способе погребения и при большом желании подобные представления не лишены смысла. Но тела, погребенные в бетоне, таким представлениям никак не способствуют. И что за гадость этот бетон! В бетоне гибнет любая надежда и наступает мертвая тишина. Это я понял там, на кладбище на Мальорке, столкнувшись лицом к лицу с бетонной смертью.

Фрагмент 5

Наверное, я мог бы как-то примириться с сестрой. Но зачем? Я же не виноват, что Мендельсон-Бартольди сочинял такую музыку. И не виноват, что пишу о Мендельсоне-Бартольди. Вот и Кинесберг меня поддерживает, и она права. А еще говорит, что нет моей вины в том, что мне встречались женщины, которые меня не любили. Можно подумать, что бывают женщины, которые способны любить мужчину. Они по-настоящему вообще никого не любят, кроме своих детей, да и то, смею вас уверить, далеко не всегда. Более того, Кинесберг, бедняжка, не подозревает, что ни одна любящая женщина, хотя таковой не существует вовсе, не может помочь мужчине в его, так сказать, изначально трагической ситуации.

Фрагмент 6

Моя сестра и Кинесберг полагают, что мне нужна опекунша. Это классический пример женских суждений. Они уверены, что мужчина без женщины угасает, становится ни на что не способен и впадает в депрессию. Может, они и правы, но мужчина и с женщиной может впасть в депрессию, а то и во что похуже. А чем дальше, тем только глубже. Так мы подошли к тому, что мужчина в современном мире обречен. И мыслящий человек, то есть мужчина, все более уверенно и неуклонно осознает, что он живет в большом и просторном приюте для сирот, постоянно убеждаясь, что у него нет ни матери, ни сестры, ни жены и никакой женщины вообще.