Тело Моники напряглось, но она не сделала ни одного движения. Он говорил правду. Она уже не могла вернуться назад. Этот лабиринт был слишком сложным.

Когда он ушёл, она осталась сидеть в тишине. Она чувствовала, как стены сжимают её, как воздух становился всё более вязким. Её жизнь была больше не её. И в этот момент она поняла, что Диего не только забрал её свободу, но и, возможно, уничтожил всё, что было до этого.

Слёзы не шли. Лишь пустота.

Прошло несколько дней. Они с Диего почти не разговаривали, но это было ещё хуже, чем если бы он постоянно говорил. Моника чувствовала, как его молчание давит на неё. Он был там, в её жизни, как неизбежность, и она не могла убежать.

Она снова оказалась в своей комнате, сидя на краю кровати. Внешний мир казался таким далёким, таким чужим. Не было ни привычной тёплой атмосферы, ни уверенности, что завтра будет лучше. Весь мир как будто исчез, а она осталась на обломках того, что когда-то было её жизнью. А сейчас? Она не знала.

На мгновение её внимание отвлекло лёгкое постукивание в дверь.

— Войдите, — произнесла она, не поднимая глаз. Кто бы это ни был, сейчас ей не было разницы.

Дверь тихо открылась, и в комнату вошёл Николас. Её брат. Он выглядел так, как всегда — хладнокровный, уверенный в себе. Он не был тем, кого она когда-то считала защитником. Теперь она уже не была так уверена.

— Привет, — сказал он, закрывая за собой дверь и стоя у неё перед глазами.

— Привет, — ответила она, пытаясь скрыть свою усталость.

Николас подошёл ближе и сел на кресло рядом с её кроватью, внимательно изучая её лицо. Он не сказал ни слова, просто молча наблюдал. Это было его способом общения. Он редко что-то говорил, но всегда всё знал. Но в этот момент Моника почувствовала, что он знает о ней гораздо больше, чем она хотела бы.

— Ты не говоришь с ним, — наконец произнёс он.

— С кем? — спросила она, несмотря на то, что уже знала, о ком он говорит.

— С Диего. Ты что-то скрываешь, Моника. Вижу это по твоим глазам.

Она молча отвела взгляд. Его слова резали, как нож. Он знал. Он всё знал. И даже если бы она попыталась убедить себя, что её брат не может понять, на самом деле это было не так. Он был слишком похож на Диего, и это заставляло её сердце сжиматься.

— Это не то, что ты думаешь, Николас, — её голос звучал почти неуверенно. Он был тихим, сдержанным. Она не могла говорить с ним как раньше.

Николас откинулся на спинку кресла и усмехнулся. Эта улыбка была странной — больше похожа на насмешку, чем на веселье.

— Ты думаешь, я ничего не замечаю? Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? Тебе лучше научиться молчать, Моника, если ты не хочешь увидеть больше, чем нужно.

Его слова стали остриём ножа, и она почувствовала, как их холод проникает в её душу. Николас не был для неё родным человеком. Он был чужим, и ей было страшно. Страшно, что её жизнь стала частью игры, в которой она больше не могла быть просто наблюдателем.

Но она продолжала молчать, потому что знала — в их мире никто не говорил правду. Никто не искал честности, все скрывали свои карты, чтобы не попасть в ловушку. И вот теперь её брат стал частью этого мира.

— Ты хочешь, чтобы всё было по-старому, — он наклонился вперёд, и её взгляд встретился с его холодными глазами. — Но это не так. Ты уже не девочка. Ты в моей игре, и теперь я буду решать, что будет дальше.

Моника вздохнула, пытаясь подавить комок в горле. Как её жизнь пришла к такому? Что она сделала не так? Почему её окружают эти люди, чьи взгляды холодны, как лёд, и чьи слова — как угроза?

— Ты не можешь всё контролировать, — прошептала она, но её голос звучал слабее, чем она хотела.

Николас не ответил, но его взгляд говорил всё. Он знал. Он знал, что она не может выбрать. Она была частью их мира, и эта правда была жестокой. И даже если бы она пыталась сопротивляться, это бы не помогло.

— Диего никогда не отпустит тебя, Моника. Ты принадлежишь ему. Это не твоё решение.

Его слова обрушились на неё, как гром, и она почувствовала, как её мир снова сдвигается с места. Всё становится всё более и более чуждым. Этот мир — не её. Она стала лишь инструментом в руках людей, которые не собирались её отпускать.