– Нет, – сказал я, отвечая на последний вопрос Вайса о морфии, – я не могу придумать, как и где пациент мог утаить наркотик. Судя по симптомам, он принял большую дозу, и, если у него была привычка употреблять большие количества, соответственно и запас должен быть довольно большим. Пока я не могу предположить ничего определенного.

– Полагаю, теперь вы считаете, что мой друг вне опасности?

– О, вовсе нет. Я думаю, что мы сможем привести его в чувство, если будем настойчивы, но нельзя допустить, чтобы он снова погрузился в кому. Нужно заставлять его двигаться, пока действие лекарства не пройдет. Если вы наденете на него халат, мы немного походим с ним по комнате.

– Но это безопасно? – с тревогой поинтересовался мистер Вайс.

– Совершенно, – ответил я, – моя задача будет заключаться в том, чтобы внимательно следить за пульсом пациента. Тревогу вызывает возможность рецидива, если мистер Грейвс не будет двигаться.

С явным нежеланием и неодобрением мистер Вайс достал халат, и мы вместе одели нашего подопечного. Затем вытащили его, хромающего, но не сопротивляющегося, из постели и поставили на ноги. Больной открыл глаза, близоруко взглянул на нас по очереди и пробормотал несколько нечленораздельных слов протеста. Несмотря на это, мы всунули его ноги в тапочки и попытались заставить ходить. Сначала казалось, что он не может стоять, и нам приходилось поддерживать его за руки, когда мы подталкивали его вперед. Вскоре подкашивающиеся ноги больного начали шагать, а после одного или двух поворотов вдоль и поперек комнаты он не только смог частично поддерживать свой вес, но и продемонстрировал признаки возрождающегося сознания – протестуя более энергично.

В этот момент мистер Вайс удивил меня, передав руку, которую он держал, экономке.

– Если вы позволите, доктор, – сказал он, – я сейчас пойду и займусь важным делом, которое мне пришлось оставить незавершенным. Миссис Шаллибаум окажет вам всю необходимую помощь и распорядится, чтобы вам подали экипаж, когда вы сочтете возможным покинуть больного. На случай если я вас больше не увижу, пожелаю вам спокойной ночи. Надеюсь, вы не сочтете меня бестактным.

Мистер Вайс пожал мне руку и вышел из комнаты, оставив меня, как я уже сказал, глубоко удивленным тем, что он считает какое-то дело более важным, чем состояние своего друга, жизнь которого даже сейчас висела на волоске. Впрочем, меня это не касалось. Я мог обойтись и без него, а восстановление сил несчастного полуживого человека полностью поглотило все мое внимание.

Меланхоличная прогулка по комнате возобновилась, а вместе с ней усилились протестующие бормотания пациента. Пока мы шли, и особенно когда поворачивали, я часто замечал лицо экономки. Но почти всегда оно было в профиль. Казалось, она избегала смотреть мне в лицо, хотя один или два раза все же сделала это. В каждом из этих случаев ее глаза смотрели прямо на меня, без малейшего признака косоглазия. Тем не менее, у меня сложилось впечатление, что в то время как ее лицо было отвернуто от меня, она косила. Расфокусированный глаз – левый, почти всегда был обращен в мою сторону, когда она держала правую руку пациента, тогда как я был убежден, что она действительно смотрит прямо перед собой, хотя, правая сторона ее лица была невидима для меня. Даже в то время это показалось мне странным, но я был слишком озабочен своим подопечным, чтобы думать об этом.

Тем временем пациент продолжал оживать. И чем больше он оживал, тем энергичнее протестовал против утомительной прогулки по комнате. Но он, очевидно, был человеком воспитанным, потому что, как ни путались его мысли, он сумел облечь свои возражения в вежливые и даже любезные формы ре­чи, совершенно не соответствующие характеру, который описал мне мистер Вайс.

– Благодарю вас, – хрипло пробормотал он, – это так мило, что вы взяли на себя столько хлопот. Думаю, мне надо прилечь.

Он с тоской посмотрел на кровать, но я развернул его и еще раз провел по комнате. Пациент подчинился без сопротивления, но когда мы снова подошли к кровати, он вспомнил о своем желании отдохнуть.

– Все хорошо, мне надо лечь, спасибо за вашу доброту.

Тут я развернул мужчину к себе лицом.

– Нет, правда, я лишь немного устал, я бы хотел прилечь, если вы не против, – продолжил больной.

– Вам следует еще немного походить, мистер Грейвс – сказал я. – Будет очень плохо, если вы снова заснете.

Больной посмотрел на меня с тупым удивлением и некоторое время размышлял, словно оказавшись в затруднении. Затем снова посмотрел на меня и сказал:

– В этом случае, сэр, вы ошиблись, ошибаетесь, ошиб…

– Доктор считает, что вам полезно гулять, – резко прервала его миссис Шаллибаум, – вы и так слишком много спите, врач не хочет, чтобы вы опять уснули.

– Не хочу спать, хочу лежать, – сказал пациент.

– Вам не нужно сейчас лежать, хотя бы какое-то время. Лучше походите несколько минут, и не следует разговаривать. Просто ходите туда-сюда.

– Нет никакого вреда в том, что он разговаривает, – уточнил я, – на самом деле это даже полезно для него и поможет не заснуть.

– Я думаю, это утомит его, – добавила миссис Шаллибаум, – и меня беспокоит, что он просит прилечь, а мы не разрешаем.

Женщина говорила резко и излишне громко, чтобы пациент расслышал каждое слово. Очевидно, он понял недвусмысленный намек, потому что некоторое время устало и неуверенно молча ходил по комнате, хотя время от времени продолжал смотреть на меня, как будто что-то в моем облике его сильно озадачивало. В конце концов, нестерпимое желание отдохнуть взяло верх над вежливостью, и он вновь перешел в наступление.

– Безусловно, мы уже достаточно нагулялись. Чувствую себя очень уставшим. Правда. Не будете ли вы так добры, позволить мне прилечь на несколько минут?