Прошел почти месяц, прежде чем медицинская практика начала проявлять признаки возвращения к своему нормальному состоянию. Ежедневные записи посещений становились все более и более короткими, соответственно и я стал освобождаться от дел раньше. Таким образом, срок моего рабства подошел к концу. Однажды вечером, когда мы составляли план на предстоящий день, Стиллбери заметил:

– Я почти уверен, Джервис, что теперь смогу справиться и без вас, ведь не секрет, что вы тут только ради меня?

– Я остался, чтобы завершить свое дело, но если вы сможете обойтись без меня, то я готов уехать.

– Думаю, смогу. Когда бы вы хотели уехать?

– Как можно скорее. Скажем, завтра утром, после того, как я сделаю несколько визитов и передам вам пациентов.

– Отлично, – сказал Стиллбери, – тогда я выпишу вам чек и улажу все формальности сегодня вечером, так что завтра утром вы сможете быть свободны, когда захотите.

Так закончилась моя связь с Кеннингтон-Лейн. На следующий день около полудня я прогуливался по мосту Ватерлоо с ощущениями только что освобожденного каторжника и с чеком на двадцать пять гиней в кармане. Мой багаж должен был последовать за мной, как только я за ним пошлю. Теперь, не стесненный даже саквояжем в руках, я радостно спустился по ступеням на северном конце моста и направился к улице Кингс-Бенч по набережной Виктории.

Мое появление в конторе Торндайка не было неожиданным – о прибытии я сообщил ему заранее открыткой. «Путь в новую жизнь» был открыт, и стук маленького латунного молоточка во внутреннюю дверь тут же вызвал моего коллегу, сердечно меня приветствовавшего.

– Наконец-то, – сказал Торндайк, – вы освободились от оков рабства. Я уже начал думать, что вы навсегда поселились в Кеннингтоне.

– Я и сам уже начал сомневаться, что мне удастся сбежать. Но вот я здесь. И готов навсегда отряхнуть с себя пыль медицинской практики, если вы по-прежнему согласны взять меня своим помощником.

– Охотно! – воскликнул Торндайк, – Даже Баркис не хотел бы этого больше [19] . Вы для меня бесценны. Давайте сразу же договоримся об условиях нашего сотрудничества, а завтра займемся вашим зачислением на юридическое отделение. Может быть, поговорим на свежем воздухе и под весенним солнцем?

Мне понравилось предложение, так как для начала апреля день выдался очень солнечным и теплым. Мы спустились к аллее и медленно пошли оттуда к тихому дворику за церковью, где покоится бедный старый Оливер Голдсмит [20] , как он, несомненно, и хотел бы лежать среди того, что ему было дорого при его пестрой жизни. Нет нужды описывать суть нашего разговора. На предложения Торндайка у меня не было никаких возражений, кроме моих сомнений в собственной пригодности. Через несколько минут соглашение между нами было достигнуто, Торндайк записал все пункты на бумаге, подписал, поставил дату. Дело было сделано.

– Вот, – с улыбкой сказал мой коллега, убирая записную книжку, – если бы люди решали свои дела только таким образом, большая часть занятий для юристов исчезла бы. «Краткость – есть душа ума» [21] , а «Почитание простоты – первый шаг в судебном процессе» [22] .

– А теперь, – сказал я, – неплохо было бы поесть. Приглашаю вас на обед, чтобы отпраздновать заключение нашего договора.

– Мой юный друг слишком торопится, – ответил Торндайк, – я уже приготовил небольшое празднество, точнее, приспособил то, что уже было организовано. Вы помните мистера Марчмонта, адвоката?

– Да.

– Он позвонил сегодня утром и пригласил меня пообедать с ним и его новым клиентом в «Чеширском сыре» [23] . Я согласился и уведомил его, что буду с вами.

– Почему «Чеширский сыр»? – поинтересовался я.

– Почему бы и нет? Марчмонт обосновал свой выбор тем, что, во-первых, его клиент никогда не бывал в старой лондонской таверне, а во-вторых, сегодня среда, а он, Марчмонт, страдает обжорством и не прочь отведать отличный пудинг с говядиной [24] . Надеюсь, вы не возражаете?

– О, совсем нет. На самом деле, раз уж вы об этом заговорили, мои собственные ощущения требуют проявить солидарность с Марчмонтом. Я позавтракал довольно рано.

– Тогда идемте, – сказал Торндайк, – встреча назначена на час дня, и если мы будем идти медленно, то придем точно к назначенному времени.

Пройдя по переулку Иннер-Темпл и выйдя на Флит-стрит, мы направились к таверне. Войдя в обеденный зал этого причудливого старинного ресторана, Торндайк огляделся, и джентльмен, сидевший со своим спутником за столиком в одной из маленьких ниш, поднялся и поприветствовал нас.

– Позвольте представить вам моего друга мистера Стивена Блэкмора, – сказал он, когда мы подошли.

Затем, повернувшись к своему спутнику, он представил нас.

– Я занял это место, – продолжал он, – чтобы мы могли уединиться, если захотим немного поболтать. Не то чтобы пудинг с говядиной очень помогал беседе, но когда у людей есть определенная цель, их разговор рано или поздно обязательно перейдет к делу.

Мы с Торндайком сели напротив адвоката и его клиента. С Марчмонтом я уже был знаком. Это был пожилой, солидно выглядевший мужчина, типичный солиситор [25] старой школы со свежим лицом, аккуратный, немного раздражительный и производящий впечатление человека, проявляющего разумный интерес к своей диете. Другой мужчина был совсем молод, не более двадцати пяти лет, атлетического телосложения, с обветренным лицом и умным взглядом. Он понравился мне с первого взгляда, и, как я заметил, Торндайку тоже.