Снова звонит Диляра.

– Гордей, неужели нет никакого варианта приехать? Я не хочу без тебя, – жалобно канючит она, а я удивляюсь, как не замечал ее настырности, граничащей с эгоизмом, раньше.

– Диль, выгляни в окно. Как я стартану в такую метель? Я просто застряну на трассе.

– Ладно…

После секундного промедления шумно выдыхает Диляра и отключается. Я же достаю из коробки узорчатого ярко-красного оленя и вспоминаю Новый год, который мы когда-то встречали с Вероникой на этой самой даче.

31 декабря. Десять лет назад

– Гордей, брат, выручай.

Звонок раздается около восьми вечера и застает меня врасплох. Я заканчиваю с бритьем и выхожу из ванной, наспех вытираясь полотенцем и так же торопливо натягивая штаны.

Одногруппники собрались у Володьки дома и обрывают мне трубу сообщениями вроде «Север, водка стынет», «Ты где там застрял» и «Ленка залезла на стол и исполняет стриптиз, ты все пропустишь».

Но Серега Солнцев меняет мои планы парой коротких фраз.

– Че такое?

– Ника. Мне не нравится компания, с которой она связалась. Можешь ее забрать?

– А ты?

– Шабашку предложили. Я сейчас на полпути в Питер.

– Ок. Кидай адрес.

Без промедления соглашаюсь я и прочесываю пятерней влажные волосы.

С Серегой мы общаемся с самого детства и примерно столько же оберегаем его сестру Веронику. Из близких у нее не осталось никого, кроме брата, так что никто кроме меня не придет и не настучит по головам обидчикам.

Пишу Володьке, что сегодня им придется тусить без меня, и вихрем скатываюсь по лестнице. Едва прогреваю двигатель, топлю педаль газа в пол и подрезаю медлительного соседа на выезде с парковки. Он, конечно, психует и недовольно жмет на клаксон, только мне на него плевать.

Я резво выкатываюсь на трассу и мчу по обозначенному маршруту. Гайцов на дороге нет – все уже давно дома. Жрут оливье, смотрят «Иронию судьбы» и открывают очередную бутылку шампанского.

Снег валит стеной, но я не снижаю скорости, умело маневрируя и не соблюдая правил дорожного движения, чтобы свериться с координатами и притормозить у третьесортного клуба.

Ни вывеска, ни входная группа, ни гориллы-охранники не внушают доверия, поэтому я цепляю на лицо максимально надменную маску и смотрю на них с долей пренебрежения, чтобы и на секунду не задумались, что никто не приглашал меня на закрытую вечеринку.

– Кто?

– Свои.

Отвечаю грубо, отталкивая волосатую лапищу одно из вышибал, и, пользуясь их замешательством, просачиваюсь внутрь.

Вспышки стробоскопа разрезают пространство и дезориентируют. Нетрезвые тела извиваются и исполняют какой-то странный танец на танцполе. А я прислушиваюсь к внутреннему чутью и огибаю столик за столиком, не различая знакомых лиц.

Нику я нахожу в одной из випок и в одно мгновение зверею, фиксируя нетрезвых парней рядом с ней, наполовину пустые бутылки из-под дешевого бренди и рассыпанный на столешнице белый порошок, подозрительно напоминающий нечто запрещенное.

– Вероника, какого хрена?!

Рычу я так, что едва не дребезжит стекло, а угашенные перваки замирают и практически трезвеют. Тишина между нами повисает угрюмая и оглушающая.

Я буравлю Нику тяжелым взглядом, раскладывая ее на косточки, она же испуганно кусает губы и отводит глаза в сторону. Бездонные глаза. Трезвые.

– Гордей?

Сипит полузадушено Солнцева, только в это мгновение меня не волнуют моральные терзания.

– Тащи сюда свою задницу. Мы уезжаем.

Заявляю я безапелляционно и, теряя терпение, сдергиваю Нику с дивана. Тащу ее на улицу, не парясь о том, что мой шаг слишком широк для нее, и буквально заталкиваю ее на пассажирское сидение.

Не знаю, на что злюсь. То ли на ее легкомысленность и беспечность. То ли на то, что один из утырков-одногруппников сидел к ней слишком близко и приобнимал ее за плечо.

– Пила? – я начинаю допрос, поворачивая ключ в замке зажигания, и получаю едва слышное.