— Будете сидеть с официантками. Надеюсь, против общества двух девушек вы ничего не имеете?

Они так обрадовались, что побежали чуть не вприпрыжку.

В казарме пилотов снова орали. Да что ж им неймётся-то?!

Отъехавшая в сторону дверь открыла передо мной картину побоища в духе «стенка на стенку». Понаблюдав с минуту и решив, что я не отмечаю перевеса ни с одной из сторон, я покашлял, привлекая к себе внимание. Ноль эмоций. Пришлось рявкнуть во всю мощь, чтоб меня услышали. Куча-мала рассыпалась на две взъерошенных кодлы.

— Так. Мне неважно, что вы делите. Но я не хочу никому давать преимущество. Ты и ты, — указал я когтем на двоих, только что таскавших друг друга за грудки, — на выход. Ну, живее, не гоняться же мне за вами! Остальные — продолжайте развлекаться.

Я блокировал двери и возмущался про себя: что за команда такая удивительная на этой базе? Можно было вообще усилий не прилагать. Запереть бы их здесь — глядишь, сами и попереубивались бы.

Парни смотрели на меня исподлобья.

— Будете так пыриться, дырку проглядите. Взяли телегу — и в центральный коридор. Сегодня будете работать бригадой очистки.

Последующие несколько часов превратились в сплошные хождения туда-сюда. Сделав заход, я возвращался к казарме, загонял двоих отработавших и брал следующих. Мне хотелось, чтобы прониклись все. И если первые ещё не знали, что их ждёт, вторая пара с большим подозрением уставилась на подстилку, неизбежно испачканную неприятными следами, а третья была уже в курсе, что ей предстоит. Полагаю, первые успели поделиться. В казарме повисла подавленная тишина. И никто больше не выкрикивал идиотских фразочек и не пытался выпендриваться.

По итогу через уборку коридора прошли все, а уличный сарай оказался изрядно наполнен телами, частями тел и вовсе уж кусками, которые так и остались завёрнуты в прорезиненную ткань. Последним досталось замывать подсохшие за полтора суток лужи крови.

Что меня радовало — Зверь на всё это реагировал гораздо спокойнее, совсем не спрашивал про еду, не комментировал, что пахнет вкусно и тому подобное.

Загнав последних уборщиков в казарму, я объявил:

— Привоза еды не ждите. Ваши повара скоропостижно скончались от собственной стряпни. У вас есть склад с сухим пайком, распоряжайтесь им с умом. Если хотите жить, конечно.

Заблокировал дверь с особым тщанием.

В медсанчасти вкусно пахло фасолью с тушёнкой и грушевым компотом. Негромко разговаривали Ильзе с Эмме. Услышали щелчок запирающейся двери. Замолкли. Перешли на русский.

— Долго вас не было, — первой выглянула в коридор Ильзе.

— Наводил порядок. Хаген очнулся? — я заглянул к нему в палату.

— Нет пока, — прокомментировала Ильзе очевидное. — Я отключила его от капельницы совсем недавно и поставила укол по графику, вряд ли он проснётся раньше завтрашнего утра.

— Хорошо.

— Я вскрываю тушёнку? — спросил из-за спины голос Эмме.

— Иду.

Никому не доверяем?

Вот именно. Пока у нас нет повода к особой доверчивости. Так что — вся еда вскрывается исключительно в нашем присутствии.

СМУРНЫЕ МЫСЛИ

Всю ночь и утро я прислушивался сквозь сон — не придёт ли в себя Хаген? А сам момент пропустил! Попросил Ильзе, чтоб она консервы в палату притащила — тут, мол, поем. И вот в момент их вскрытия Хаген и очнулся. Некоторое время наблюдал за нами, а потом тихонько сказал:

— Нет, такое моё воображение точно бы не придумало…

Я чуть до потолка не подпрыгнул! Впрочем, здесь это было бы нетрудно.

— Ты как, братец?

— Кажется, жив… — Хаген осторожно пошевелил руками, потом попробовал приподнять ноги, сморщился.

— Ты немного погоди с упражнениями. Сильно тебя раскурочило.

— А целителей, я так понимаю?

— У них нету. Ничего, вот оклемаешься маленько, я до наших сгоняю, приведу.

Он несколько раз сморгнул:

— Ц! Я так надеялся, что этот медвежий облик развеется…

— Увы! С другой стороны — благодаря этой шкуре мы живы. Иначе сожрали бы меня в первый же день, там, во дворе.

— А как тут вообще обстановка? — спросил он, а сам, я гляжу — на подушку с такой слабостью откинулся и глаза сами собой закрываются.

— Ты, братец, спи сейчас. Покрепче станешь, всё тебе обскажу.

И потянулись скучные дни выздоровления. Я дневал и ночевал в Хагеновской палате — за исключением коротких отлучек, когда я бегал на воздух, осмотреться да по телесным надобностям.