К марту 1943 года, когда самолеты были признаны главными врагами подлодок, он обратил свою энергию на поставку зенитных пушек и на установление сотрудничества с люфтваффе в «войне тоннажа». В то же самое время профессор Вальтер пришел к идее о придании подлодкам увеличенных мачт, через которые они смогут забирать свежий воздух, двигаясь под водой на перископной глубине. «Растущая угроза с воздуха для подлодок подсказала мне эту идею, — сказал он Дёницу, — которая, конечно, не нова...». Результатом развития этой концепции стала позже «Шнорхель» («Храпун»).

В мае, когда стало очевидно, что реальной причиной кризиса в подводной войне является новое детекторное оборудование противника, Дёниц сконцентрировал усилия всех ученых морского ведомства на поисках «противоядия», освободив отдел экспериментальных коммуникаций от всех производственных задач и расширив зону поиска решения, представив проблему «избранному кругу ученых-исследователей, физиков и представителей промышленности».

Между тем он разрабатывал совершенно новую программу строительства для всего флота, чтобы поправить катастрофическое положение, доставшееся ему от Редера, который был неспособен обеспечить в достаточном количестве сталью и судовыми рабочими ни один из своих проектов. Подводные лодки, конечно, были сердцем этой программы, и так как их индивидуальный «потенциал» сильно упал, а потери умножились, то и число новых лодок было спланировано гораздо большим. Теперь их должны были выпускать по 40 штук в месяц, то есть вдвое больше против того, чего Редеру удалось добиться в 1942 году.

В силу того что план был рассчитан на пять лет, по его завершении на вооружении должно было состоять 2400 лодок! Эта программа на самом деле была расширенной версией «альтернативного» плана флота, который он предложил Редеру в 1939 году, увеличенного ради перехода на новый масштаб торговой войны и предназначенного в целом для оборонительной функции флота. Она была весьма далека от плана «Зет» и последующих послевоенных программ «сбалансированного флота», о которых мечтали люди Редера в эйфории 1940 года. Своей сфокусированностью на одной стратегии эта программа продолжала традицию изначального «плана Тирпица», хотя и с противоположного конца: в ней не было ничего крупнее эсминцев, да и тех весьма немного.

Самое интересное в ней, вероятно, то, что она отражала собственные силу и слабость Дёница. Она была позитивной и практичной благодаря интересу к малым судам, которые можно построить быстро и дешево, и направлена на ясно определенную цель, однако она упускала из виду внешние силы, в данном случае уже продемонстрированную способность противника концентрировать в одно целое флот, авиацию и технологическое преимущество для создания эффективной обороны против подводных лодок.

Также имели значение способность вооружиться и резерв людской силы Германии, так как план, самый крупный из всех, когда-либо всерьез разработанных немецким флотом, требовал превышения квоты на сталь на 50 000 тонн в месяц и не менее щедрого людского потока рабочих на верфях и экипажей. А это было не менее фантастично, чем попытки поправить отчаянную нехватку ресурсов в пехоте и авиации.

Существенно, что этот вопрос был поднят на совещании глав всех отделов строительства и вооружения, которое возглавил сам Дёниц 24 мая, в тот самый день, когда он был вынужден вывести свои лодки из Северной Атлантики.

Не было бы лучше, раз превосходство противника в воздухе породило «нынешний кризис», пожертвовать частью программы морского строительства в пользу строительства самолетов-истребителей? Но флот не собирался всерьез обсуждать этот вопрос, ведь для этого требовалась хоть какая-то координация в верхах рейха, которой так катастрофически не хватало.

Ответ Дёница был вполне предсказуем: подобная жертва приведет либо к сокращению программы по подводным лодкам, «что не обсуждается», либо к сокращению программы по легким кораблям, а это означало, что в какой-то момент флот может оказаться неспособным справиться со своими задачами по эскортированию и защите. Однако он отложил решение этого вопроса до дальнейшего изучения...

Учитывая его абсолютную преданность подводному оружию как единственному наступательному средству, которое осталось у Германии, и его привычку принимать решения, основываясь на своих целях и безо всякого внимания к возможным трудностям, в исходе «изучения» вряд ли можно было усомниться.

Он встретился со Шпеером через несколько дней, и тот поддержал его, а в конце месяца он отправился к Гитлеру в «Бергхоф», намереваясь получить от него разрешение на программу в полном виде.

Это была примечательная встреча: Дёниц, который принес исключительно вести о неудачах последнего времени, пребывал в своей обычной уверенности и потребовал невероятного; Гитлер, который всего три недели назад рассказывал гауляйтерам, какие большие надежды он возлагает на подводный флот, принял и то и другое без малейшего упрека, он целиком согласился со всем, что Дёниц ему рассказал, и разрешил ему начать выполнять свою гигантскую программу без каких-либо отлагательств, если не считать консультации со Шпеером и главами двух других родов войск.

То была яркая иллюстрация его веры в Дёница и его готовности принять любое оптимистически окрашенное мнение. Этакая миниатюрная картинка того, как обманчивость системы фюрерства питала саму себя и как природно-позитивный настрой Дёница помогал ему достичь своих целей и стать одной из лучших подпорок для беспокоящегося фюрера.

Великим талантом Дёница, который коренился в его бесконечной способности самообманываться ради своих собственных целей, было представлять простые и фактические доклады, в которых на первый взгляд ничего не скрывалось, а затем делать из этого профессионального укрытия безукоризненно оптимистичные выводы. Эта техника с очевидностью проявилась и во время беседы 31 мая. Он начал с объективного признания провала подводной кампании, роста ВВС противника и — «определяющего фактора» — нового локационного устройства, которое привело к потере 36 или даже 37 лодок за месяц.