Прежде чем уйти, Дёниц вернулся к теме электрической подлодки и снова подчеркнул необходимость строить ее с самой большой скоростью. Гитлер с этим согласился и, когда Шпеер вошел в комнату, словно нарочно повернулся к нему и сказал: «Самое важное — это строительство новой подлодки».

«В этом нет никаких сомнений, — согласился Шпеер, — мы уже дали указания, что заказы для новой лодки должны исполняться прежде всего».

Постоянно поторапливая строительство и исполнение других проектов, Дёниц не забывал и о своем долге лично вдохновлять подводников. Хотя он больше не мог встречаться со всеми возвратившимися капитанами, он продолжал беседовать со столь многими из них, сколь это было возможно, особенно с теми, которые могли рассказать об особом происшествии или победе. По словам Хансена-Ноотаара, такой его отеческий подход к людям был основой морального духа, который сохранялся весь этот тяжелый период оборонительных действий. Он настаивал на том, чтобы капитаны «не скрывали ни своих критических замечаний, ни проблем, наоборот, он требовал, чтобы они рассказали ему, где именно “жмет ботинок”».

Этот подход объяснялся искренней заботой. Он всегда расстраивался, получая рапорты о потерях, вспоминал Хансен-Ноотаар; за жесткой наружностью скрывалось сердце, которое оплакивало людей, которых он посылал на смерть.

Может показаться сложным согласовать это с его леденящими кровь требованиями к Гитлеру дать ему еще многие тысячи людей в качестве неопробованного оружия — «и действительно молодых людей», — но это станет проще, если вспомнить, как он оплакивал тех, кто утонул на UB-68 в 1918 году. Без сомнения, он был способен действовать на разных уровнях.

Конечно, в мемуарах Хансена-Ноотаара встречаются красноречивые указания на то, что, будучи гросс-адмиралом, он оставался по-прежнему неуверенным в себе человеком. Например, он часто показывал свои морские картины, которые собрал во Франции, молодым офицерам, которые из-за отсутствия должной подготовки были совершенно не готовы к тому, что им предстоит, и побаивались этого. На это указывают и его частые рассказы своему штабу о своих отношениях с фюрером, и комментарии относительно «верности» курса, которым он шел теперь, что попадались в журнале штаба с той же частотой, что и в его вахтенном журнале подводника.

И особенно показательна его фраза, сказанная после ухода одного офицера, которого Хансен-Ноотаар назвал очень умным человеком.

«Милый Хансен, — перебил его Дёниц, — у меня достаточно умных людей. Нам недостает выносливых».

Значимость этой фразы в том, что она — из коллекции идей фюрера. Всю свою взрослую жизнь Гитлер высказывал абсолютное презрение к образованным людям, «перекормленным знаниями», но не знающими реальной жизни; это был один из постоянных мотивов его монологов, особенно в плохие времена. После капитуляции Паулюса под Сталинградом, например, его обвинения содержали такую фразу: «В Германии делали слишком сильный акцент на тренировке интеллекта, но не на тренировке характера».

Учитывая то, что Дёниц повторял почти слово в слово и другие идеи из коронной коллекции Гитлера, особенно о еврейском «вирусе», как будет видно в дальнейшем, замечание, о котором вспомнил Хансен-Ноотаар, является еше одним свидетельством его некритичности в признании гениальности Гитлера. Тот, кто заглянет в глубь этого ума, например, прочитав записи его застольных бесед, поразится, как эти второсортные, обычно даже глупые высказывания могли быть кем-то приняты за признаки гениальности, и поразится бедности собственного ума Дёница после его обучения в Йене и Веймаре. Но вовсе не удивится его действиям, когда вспомнит, как бешено нацистский рейх сражался за самосохранение против напора снаружи и недовольства внутри себя самого...

Потому что была и другая Германия. Она была маленькой и практически беспомощной. Ведь почти все мужчины того возраста, в котором можно эффективно сопротивляться, находились на фронте, или в концентрационных лагерях, или были членами партии. Почти все женщины были целиком заняты на военных предприятиях или в приходящем в упадок домашнем хозяйстве, так что сил ни на что иное у них не оставалось, однако было ядро отважных мужчин, которые почти все состояли под надзором агентов Гиммлера и которые старались сохранить те ценности, которые Геббельс для остальных уже уничтожил. Один из лидеров такого кружка избранных, Гельмут фон Мольтке, писал: «Нужно снова пробудить личность к осознанию своей внутренней связи с теми ценностями, которые не от мира сего... “Да” снова должно стать “да”, а “нет” — “нет”. Добро должно снова стать абсолютным, как и зло».

9 июля пришли вести о том, что силы союзников двинулись на захват Сицилии. И снова они застигли Гитлера врасплох. Дёниц приказал немецким торпедоносцам вступить в действие и стал нажимать на Риккарди, требуя ввести и итальянский флот, отведенный как раз для этой цели. Риккарди отказался выставить свои тяжелые корабли против превосходящих сил противника, и тогда союзники высадились и оккупировали большую часть Сицилии практически без какого-либо сопротивления.

Дёниц повторил свой тунисский спектакль, буквально завалив итальянское Адмиралтейство личными просьбами, рекомендациями и оперативными советами, но все без толку. Когда итальянская флотилия все-таки вышла в море 15-го числа, ей не удалось обнаружить противника!

К 17-му он пришел в отчаяние и предложил Гитлеру захватить итальянский флот. Гитлер усомнился, что из этого выйдет что-либо путное.

При следующем кризисе роли поменялись; когда вечером 25-го пришло сообщение о том, что Муссолини подал в отставку и итальянское правительство возглавил маршал Пьетро Бадолио, тогда уже Гитлер потерял голову и призвал к такому радикальному решению, как окружение Рима немецкими парашютистам и разоружение итальянской армии и восстановление диктатуры, но Дёниц, который вылетел к нему на следующий день, посоветовал более скромные действия.