Такое суждение основывается на том факте, что одиночная подводная лодка по своей природе не может участвовать в «войне крейсеров» в открытом море, но должна использоваться в более или менее стационарном положении».

Рапорт рекомендовал огромную «крейсерскую подлодку», вооруженную 120,7-миллиметровыми пушками и со скоростью на поверхности в 25 узлов, для торговой войны в открытом море, но указывал, что, как только такую подлодку вынудят погрузиться, у нее будет столь низкая скорость, что она окажется во власти врага с его новым детектором; торпедные же субмарины среднего размера, которые Дёниц любил больше всего, оказались помещены в раздел «Другие подлодки», чьей главной операционной областью было положение перед гаванями противника, там, где сходились трассы. «Однако именно в этих областях следует ожидать особенно сильных контрмер».

Заключение было следующим: в подводной войне «следует учитывать большие потери в те моменты после начала войны, как только противник организует и разовьет контрмеры».

Таким образом, подводное оружие в рапорте было представлено как малоэффективное; наиболее значимыми признавались отряды на поверхности, быстрые броненосные крейсеры с большим радиусом поражения, в сопровождении легких крейсеров, а для поддержки их прорыва в Атлантику — эскадра самых мощных линкоров. Морская авиация рассматривалась как «безусловно необходимое» дополнение.

Рапорт был разослан на военно-морские базы для отзывов. Начальник Дёница Карлс положительно оценил его, явно смакуя скрытый смысл: «Война против Англии означает одновременно и войну против (Британской) империи, против Франции, возможно, также против России и ряда заморских стран, следовательно, от половины до двух третей всего мира. Она имеет внутреннее оправдание и перспективы на успех, лишь будучи тщательно приготовленной экономически, равно как политически и в военной сфере, и если перед Германией будет поставлена цель завоевать выход в океан».

Или как это было сформулировано в самом рапорте: «Желание превратить Германию в мировую державу ведет к необходимости соответствующих приготовлений к войне».

Редер одобрил этот настрой, и когда Карлс закончил свою службу в качестве начальника флота, ему предоставили особый пост по связи с комитетом штаба.

Оглядываясь в прошлое, сейчас сложно понять логику Редера в тот кризисный для его флота момент, как его и не понимали британцы того времени — за исключением маленького круга Черчилль-Ванситтарт, — и также трудно охватить одним взглядом темные стремления, лежащие за немецкой политикой, и заявления о мире и дружбе, в которые их облекли Гитлер и Геббельс. В таком недопонимании было две составляющие.

Первая: британское общественное мнение было введено в заблуждение политическими и интеллектуальными лидерами страны относительно истинных причин Первой мировой войны. То есть имелась острая необходимость для «владельца половины мира» постоянно оборонять ее. И наряду с этим — либеральная, социалистическая и пацифистская пропаганда верила в подсунутых ей козлов отпущения — торговцев оружием, олицетворение самой капиталистической системы, и, желая предотвратить ужас окопной войны, призывала при этом сохранить большую часть того мира, который был завоеван.

И вторая составляющая: почти зеркальное, обратное отражение этого образа — фантазии, которые охватили немецкий народ, столь четко отраженные в рапорте адмирала Карлса, «следовательно война... против половины или двух третей мира... имеет внутреннее оправдание».

Обе стороны были воспитаны на противостоящих убеждениях, обе системы поощряли их и исключали реальный мир снаружи. Недопонимание было неизбежным и полным.

Другие вопросы в отношении Редера касаются его разумности и нравственной смелости; сколько того и другого он проявил в тот кризисный момент для своего флота? Его строительная программа уже запаздывала на несколько лет, не только из-за дефицита сырья, но и целой кучи технологических проблем, неизбежных в такой спешке да еще в условиях пассивности «договорных» лет. Однако он намеревался расширить программу и в действительности это сделал в январе 1939 года, после того как фюрер одобрил грандиозный план «Зет» его штабного комитета, касающийся гигантских линкоров, броненосных крейсеров, авианосцев и 249 подводных лодок, которые должны были быть созданы к концу 1947 года. Было невозможно завершить строительство больших кораблей в столь сжатые сроки, не сокращая программы других родов войск и не усугубляя уже и без того серьезный кризис, вызванный военной экономикой и четырехлетним планом; кроме того, количество горючего, необходимого для подобного флота, превышало суммарное потребление нефти всей Германией за 1938 год, две трети которой приходило из-за границы! План «Зет» был такой же фантазией, как и то мировоззрение, которое вызвало его к жизни.

Это было ясно наиболее умным офицерам, включая и Гельмута Хайе, автора штабного рапорта. Они оспаривали не «великую цель», стоявшую перед Германией, а лишь рискованные и поспешные способы ее достижения. Требовалось время на то, чтобы скрыть эти цели от превосходящих сил, которые их окружали.

Но времени у Гитлера не было, его военная экономика неизбежно вела к войне: только так он мог спасти себя от внутренних последствий понижения уровня жизни и явственного проявления экономического кризиса, только агрессией он мог обеспечить сырье и промышленные мощности, которые пожирала военная экономика.

Признание этого факта явно вызвало у некоторых морских офицеров штаба кое-какие мятежные мысли против Гитлера и режима. Это ясно проявлялось у наиболее умных армейских офицеров, таких как глава генерального штаба фон Бек. Правда, непонятно, было ли это чем-то большим, нежели подавленность неразрешимостью проблем, вызванных новой ориентацией в политике, и отвращение к потускневшему образу Германии в мире после разных ужасных событий (вроде «Хрустальной ночи» в ноябре, когда члены партии устраивали еврейские погромы и грабили евреев).