Ему там не рады.

Это его дом, но ему не рады.

Стиснув зубы, он смотрит вверх, на эти заснеженные вершины, изо всех сил стараясь сдержать горечь, охватившую его, и пытаясь очистить свой разум.

То тут, то там, на эти ничтожные доли секунд Ревик смягчает свой свет, ослабляя бдительность хотя бы на мгновение, и присутствие, которое он ощущает здесь, жизнь за каждым фрагментом aleimi, кропотливо сформированным в кристально чистые изображения живых существ, скал, гор, неба, воды, ветра — это всё ещё умудряется сдавить его грудь.

Вэшу всё ещё удаётся достучаться до него, даже сейчас.

Старику всё ещё удаётся пробраться под защиту Ревика, каким-то образом измотать его, заставить чувствовать.

Это, конечно, ненадолго.

Ревик ловит себя на том, что вспоминает рисунок углём, изображающий те же горы, то же искривлённое дерево в долине, покрытой ковром полевых цветов. Он вспоминает мальчика, которого она нарисовала, сидящего в этом поле и смотрящего на зубчатые вершины, точно так же, как Ревик смотрит сейчас.

Боль возвращается к его свету.

На этот раз боль почти изнуряет.

У него перехватывает дыхание, и ему хочется умереть.

Он уже давно, сколько себя помнит, не испытывал такого сильного желания умереть. Он думал, что оставил это страстное желание позади, и ему казалось, что он наконец-то преодолел его. Теперь он чувствует, что и в этом он просто обманывал себя.

«Она снова с ним?» — спрашивает нежный голос.

Это не вопрос, на самом деле нет.

Ревик вытирает лицо в пространстве Барьера и потрясён, обнаружив, что его пальцы намокли от слёз, идеально воспроизведённых Барьером.

Он вытирает их о Барьерные брюки, и его челюсти снова сжимаются.

Если Вэш и замечает это, то ни в его мыслях, ни в его свете нет и намёка на это.

«Они встретились снова, не так ли? — мягко посылает старик. — Она и человек, который надругался над ней. На этот раз они встретились по-другому, и теперь они снова связаны друг с другом, несмотря на то, что ни один из них не помнит прошлых событий?»

Ревик не поворачивается.

Слова ударяют его в грудь, обжигая там, но странно холодя.

Связаны. Они снова связаны.

Это странная формулировка, даже для видящего возраста Вэша.

Но, так или иначе, она уместна.

«Да», — только и говорит Ревик.

Вэш вздыхает, негромко щёлкая с того места, где он сейчас сидит под корявым деревом, тем самым корявым деревом, которое Ревик помнит по рисунку Элли. Кожа древнего видящего прекрасно прорисована в пространстве Барьера, вплоть до недавно подстриженных ногтей и пятен чего-то похожего на горчицу на его песочного цвета мантии. Перед ним на траве стоит чайный сервиз из костяного фарфора, расписанный цветами, такими же нежными, как те, что усеивают траву у его босых ног.

«Карма бывает загадочной, брат».

Голос Вэша нежен, когда он наливает им обоим чай. Ревик слышит сочувствие старика, но он также слышит в его словах скрытое веселье.

Ничто не смущает этого старого хрена. Ничего.

Ревик не знал, разозлило ли это его или вызвало зависть.

Вэш поднимает взгляд, изогнув бровь, в его тёмных глазах вспыхивает слабое понимание.

«Карма может быть довольно неприятной, с нашей точки зрения, — добавляет Вэш, и теперь на его губах играет улыбка. — …а некоторые временные рамки удивительно устойчивы».

Ревик это тоже не комментирует.

Он помнит, что сказал Адипан Балидор, когда Ревик впервые узнал об этом. О контрактах, о разного рода жизненных долгах… о сложностях различных обязанностей всех духовных существ, тем более на таком уровне, как Мост.

Всё это ни хрена не значит для Ревика.

Всё это ровным счетом ничего не значит.

«Ты не ответственен за это, брат», — говорит ему Вэш мягче.

Ревик невесело фыркает, поворачиваясь к нему. «Чёрта с два я не ответственен».

«Не ответственен, — твёрдо посылает Вэш. — Эта ситуация каким-либо образом всё равно произошла бы между ними, брат Дигойз, независимо от того, что мы сделали. Возможно, теперь это произойдёт более мягким образом. Возможно, это будет своего рода искуплением для человека… по крайней мере, в некотором роде».

Мысли Ревика становятся жёсткими, откровенно враждебными.

«Мне начхать на его "искупление", отец Вэш…»

«И всё же ей может быть не начхать, — перебивает Вэш с лёгким предупреждением. — Возможно, искупление — это то, что её глубоко волнует… и не только в отношении этого человека».