По той же причине он не улыбнулся ей в ответ.

Он просто отвёл взгляд.

Собравшись с духом, он допил остатки своего напитка и поставил его на край ближайшего подоконника, прежде чем поправить смокинг, который был на нём. Призвав на лицо нейтральную маску разведчика, он направился в переднюю часть комнаты.

Он знал, что должен был это сделать.

Лучше подняться туда своим ходом, чем позволить одному из помощников Дюренкерка найти его и подвести — как какую нибудь бродячую собаку.

Он ни на кого не смотрел, пересекая комнату.

Тем не менее, сейчас он чувствовал на себе взгляды всех присутствующих в комнате.

— А, — сказал Дюренкирк, улыбаясь ему с почти комичным облегчением. — Вот и он. Поднимайся сюда, парень. Дай новым членам взглянуть на тебя!

Ревик напрягся, но не сбился с шага, и выражение его лица не изменилось.

Снова сказалась выучка, наверное.

И всё же комментарий про «парня» немного разозлил его, даже зная, как мало это значило. Он знал, что едва ли стоит напоминать экс-Лорду Адмиралтейства, что он, вероятно, был на добрых тридцать лет старше этого человека… если не больше.

Опять-таки, напоминать людям, кем он являлся, не принесёт ему никаких поблажек.

Ревик знал, что реагировал слишком чувствительно.

На человеческий взгляд, он выглядел молодо.

Конечно, он выглядел молодо по сравнению с Дюренкирком, которому, должно быть, было за семьдесят, что приближалось к эквиваленту шестисот или семисот лет у видящих.

В любом случае, и что более важно, с точки зрения видящих, ярлык молодого парня всё равно применялся к нему, что, вероятно, и являлось настоящей причиной раздражения Ревика.

Для видящего он был молод.

Ему было чуть больше ста лет.

Он подошёл к подиуму в упор.

Не увидев лестницу сразу, он принял решение за долю секунды и вместо этого вскочил на сцену, осознав свою ошибку только после того, как это движение вызвало несколько громких вздохов у тех, кто стоял ближе к передней части зала.

Покраснев от осознания, что прыжок выглядел странно с человеческой точки зрения, Ревик сохранил невозмутимое выражение лица, приближаясь к Дюренкирку на подиуме.

— Это было… спортивно, — улыбнулся высокий британец, оглядывая аудиторию и подмигивая.

Когда некоторые зрители захихикали в ответ, Ревик решил изобразить неведение, а не пытаться притвориться, что понял шутку.

И да, он оставался в хорошей форме.

Он должен был, учитывая его работу.

Многое из этого означало работу на ринге, включая некоторые акробатические трюки, но он не собирался объяснять это комнате, полной людей в формальных вечерних нарядах, большинство из которых выглядели так, как будто они не были физически активны по меньшей мере десятилетие, а то и несколько десятилетий.

Ревик попытался отойти от самой трибуны, хотя бы для того, чтобы немного скрыть свой рост, стараясь не стоять рядом с высоким (но всё же значительно ниже его) человеком.

Однако другой мужчина этого не потерпел и во второй раз жестом пригласил Ревика пройти вперёд.

Очевидно, Дюренкирк не позволял ему прятаться даже здесь.

Когда Ревик подошёл достаточно близко, человек наклонился к микрофону, улыбаясь толпе и ласково похлопывая Ревика по плечу.

— Нам очень повезло, что мистер Дигойз здесь, с нами, в колледже, — сказал Дюренкирк, снова похлопывая его, как будто не был уверен, что ещё делать с Ревиком теперь, когда он стоял так близко. — Я уверен, что мистер Дигойз… несмотря на свою моложавую внешность… обладает обширным опытом во многих различных формах человеческих конфликтов и военных действий. Часть этого опыта восходит к самому началу Второй Мировой Войны, если вы можете в это поверить, когда он работал на немцев, если я не ошибаюсь…?

В конце он вопросительно посмотрел на Ревика.

Ревик кивнул один раз.

Он чуть было не сделал жест рукой на языке видящих, означающий то же самое, но остановил себя, осознав, что, возможно, он пьянее, чем ему кажется, если собирается использовать здесь язык жестов видящих.

Во всяком случае, он заметил, как несколько человек нахмурились в ответ на его кивок.

Ему потребовалось ещё несколько секунд, чтобы понять, что хмурые взгляды были связаны не с его возрастом и даже не с тем, что он видящий, а скорее с тем фактом, что он работал на немцев. Как только Ревик осознал это, ему пришлось подавить мрачную улыбку.

Он был достаточно пьян, чтобы внезапно испытать извращённое желание крикнуть «Хайль Гитлер!» просто чтобы посмотреть, что они будут делать.

Он, конечно, этого не сделал.

Одна только мысль, пусть даже мимолётная, заставила его задуматься, сколько раз он уже побывал в баре этим вечером.

Он попытался вспомнить, ел ли он что-нибудь — обычно именно это доставляло ему неприятности, когда дело касалось алкоголя. Попытка подсчитать количество выпитого в обратном порядке не помогла. Не помогло ему и напоминание о том, почему он вообще начал пить так рано.