Какое мне до неё дело? Почему так важно раздавить, поставить на место, увидеть, как покоряется моей прихоти и зависит от меня подобно больному, не живущему без лекарства.

Той ночью, после сцены в коридоре, лёжа в кровати без сна и сверля немигающим взглядом тёмный потолок, окончательно понимаю: мне удастся избавиться от навязчивого присутствия Шайлы Шерман в своей голове только после того, как я сломаю её.

Стою, опираясь на дверной косяк, сохраняя на лице невозмутимое выражение. На самом деле я хочу ворваться в комнатку, смести в сторону стол, схватить проклятую выскочку за горло и прижать к стене. Заставить её молить о пощаде. Или об удовольствии. Увидеть, как в синих глазах плавится гордость, превращаясь в преклонение.

На моих губах ухмылка, но взгляд говорит о другом. И Шерман замечает разницу. Напрягается. Глядит исподлобья недовольно. Мне не удаётся её провести. Чересчур проницательная. Чересчур осторожная.

— Чего тебе? — бросает неприязненно.

Держу себя в руках. Она считает себя особенной, но я докажу ей, как сильно она ошибается. Ты ещё будешь бегать за мной и умолять, чтобы я обратил на тебя внимание.

Отталкиваюсь от косяка и медленно вхожу, закрывая дверь. Шерман выпрямляется как рельса, но не встаёт.

— Ты переживала о своём моральном облике, — произношу, подпустив в голос хрипотцу. — Мы вдвоём. Здесь нас никто не увидит.

Я знаю, какое впечатление произвожу на женщин. Как они тащатся от властных ноток в моём тоне. Как млеют от моих прикосновений.

Шерман вскидывает бровь.

— Во-первых, я занята, а во-вторых, хочу, чтобы ты оставил меня в покое, — произносит требовательно.

Сжимаю челюсти.

— Какая же ты несносная, Шайла Шерман, — цежу сквозь зубы и в два шага оказываюсь рядом.

Шерман вскакивает со стула, уронив несколько свитков на пол. На её лице испуг и упрямство, такая странная смесь.

— Не подходи! Что тебе от меня нужно, Дариус?

— Продолжаешь играть в недотрогу? — говорю я, приближаясь.

Шерман пятится, пока не загоняет себя в ловушку: одним боком стол почти впритык примыкает к книжному шкафу. Подхожу к ней вплотную. В неверном свете её глаза сверкают как два драгоценных камня. На щеках горит румянец. Губы возмущённо сжаты.

Решительно обхватываю стройную талию, зажимая Шерман между шкафом и своим телом.

— Ты что себе позволяешь! — восклицает с негодованием, упираясь ладонями в плечи, пытаясь оттолкнуть.

А я улавливаю исходящий от неё аромат. Фруктовый, сладкий, манящий. Втягиваю его носом, фиксируя на языке. Взгляд падает в разрез блузки, откуда поблёскивает странный чёрный камень.

Прикасаюсь к нему пальцами, задевая горячую кожу на вздымающейся от частого дыхания груди, и тут же получаю толчок в плечо. Шерман отбивает мою руку, стягивая полы рубашки.

— Не смей меня трогать, — шипит рассерженной кошкой. — И убери свои лапы!

Её ярость заводит, распаляет под рёбрами огонь. Зверь внутри вдруг поднимает голову, издавая утробное рычание. Она ему нравится, он хочет её. Хочет завладеть этой гордячкой.

— Я буду трогать тебя столько, сколько захочу, тогда, когда захочу, и там, где захочу, — выдыхаю горячим шёпотом ей на ухо, медленно ведя рукой по спине. — Не притворяйся, Шерман. Я знаю, чего ты хочешь.

Вздрагивает. Ощущаю, как трепещет её тело, слышу, как стучит её сердце. Сладкий аромат проникает в ноздри, сводит с ума. Прикипаю взглядом к бешено бьющейся на шее жилке. Хочу припасть к ней, втянуть нежную кожу ртом, прикусить, оставить свой след, чтобы все знали…

Резко отстраняюсь, смаргивая безумное наваждение. Какого хрена это сейчас было?

Хлоп!

Щека горит от очередной пощёчины. Моё лицо каменеет. Невероятно. Она снова посмела!

Хватаю за тонкое запястье, пронзая гневным взглядом.

— Я предупреждал, что будет, если ты ещё раз так сделаешь.

— А я предупреждала, чтобы ты больше не смел меня лапать, — отвечает с вызовом, вскидывая свой невыносимый остренький подбородок. — Я предпочту, чтоб ты сломал мне руку, чем терпеть твоё присутствие.

— Маленькая заносчивая выскочка, я заставлю тебя говорить по-другому…

И тут в наш мирок врывается посторонний звук. Будто булыжник врезается в грудину, отталкивая меня прочь от неё, прочь от синих глаз.

— Извини, что беспокою, Шайла, я хотел… Какого демона?!

— Не притворяйся, Шерман. Я знаю, чего ты хочешь.

Горячий шёпот опаляет ухо, заставляя табун мурашек пробежать от макушки до кончиков пальцев на ногах. Мужественный аромат настолько дурманит, что я ненароком задумываюсь: не добавляет ли он что-то в свой одеколон? Что-то, что воздействует на организм на уровне животного инстинкта, напрочь отключая здравый смысл.