Шрифт:
Он-то надеялся узнать по поводу легендарного предводителя Ночных Ножей, а вышло…
— Что ты сказал, тварь? — процедил царь.
— Не могу остановиться, Ваше Величество. Не могу сдержать слов. Вы с Фёдором Васильевичем на самом деле сыны моего семени. Грешны мы с вашей матушкой… Грешны, Ваше Величество. Но ничего не могли с собой поделать. Любим мы друг друга уже давно. Через эту любовь окаянную и двое сыновей у вашего батюшки появилось…
— А Ванька? — грозно спросил Владимир Васильевич. — Ванька?
— А Иван Васильевич — настоящий царский сын. Знала его мать про нашу с Еленой Васильевной связь, и могла сказать не ко времени. Знала, потому и пришлось её со свету сжить, отравить, а Ваньку в ведари определить. Думали мы, что сгинет он, если не на учёбе, то на очередной вылазке, а оно вон как получилось… — продолжал выдавать информацию князь Телепнёв Оболенский.
— Вот, значит, как… — медленно проговорил царь и отбросил князя Телепнёва прочь.
Князь ударился о стол, сполз на пол и испуганно задрожал, заморгал. Он в ужасе пытался закрыть себе рот, чтобы не ляпнуть чего лишнего, но почему-то слова лезли наружу, а язык не сдерживал их.
Царь мрачно слушал его. После того, как князь замолчал — смог овладеть предательским языком, царь вызвал стражу и приказал бросить князя в темницу. Царю предстояло ещё много чего обдумать.
Глава 25
Годунов и Токмак целое утро пытались выяснить — куда же подевалась княжна Мамонова? Даже выбегали на улицу, пытались что-либо разглядеть в утренних сумерках. Мне же было всё равно на эту обузу. Баба с возу — волки сыты.
Да, я так и не смог довериться этой загадочной девушке, свалившейся на нас непонятно откуда и пропавшей непонятно куда. Что-то внутри меня от неё отталкивало, отвращало. И даже последние её действия в доме Жгута не заставили думать иначе.
— Иван Васильевич, я не понимаю, как вы можете так спокойно завтракать, когда наша гостья пропала? — взывал ко мне Годунов.
Он как раз вернулся с улицы, вспотевший и взлохмаченный. Как будто по соседским огородам лазил. А то и в конуру к сторожевому псу заглядывал.
— Да мне вот кусок в горло не лезет! Я всё думаю — не похитили её случаем оставшиеся Ночные Ножи? — вторил ему Ермак.
Он выглядел не лучше Годунова. Его взгляд тоже блуждал по гостиной, как будто Мамонова могла со смехом вылезти из-под стола и объявить, что всё это розыгрыш, и она просто пошутила.
И чего они так волнуются? Если уж она смогла в Омуте выжить с горгулами и татарами, а потом в ночи вырезала немало взрослых мужиков, то запросто позаботится о себе.
Хотя, может быть…
— Скажите, а госпожа Мамонова вас чаем не угощала? — промелькнула в моей голове запоздалая догадка.
Два увальня переглянулись. В их взглядах прорезались как краски удивления, так и отблески недоверия. Ну, мне уже всё ясно…
— Ну, угощала, — буркнул Ермак. — Так это в благодарность за спасение от чудовищ и вообще…
— И меня угощала, — кивнул Годунов. — Пришла вечером и мы с ней очень хорошо поговорили…
— Просто поговорили? — поднял бровь Ермак.
— Да, мы же не животные, чтобы сразу броситься в случку… — поджал губы Годунов.
— Да и мы тоже ничего такого из баловства себе не позволяли, — отрезал Ермак.
После таких душещипательных признаний, они оба посмотрели на меня.
— Я не пил этот чай, потому и не попал под влияние госпожи Мамоновой, — хмыкнул я в ответ. — А вот вы попали под какое-то зелье, друзья мои. И чувствую, что после учёбы придётся выгонять его из вас.
— Да ладно… — отмахнулся Ермак. — Чего уж я — дурман-траву не почую, что ли?
— Ты можешь знать один запах, но вкус другой не ощутишь. А таких зелий может быть больше сотни, — покачал я головой.
— Это что же получается? Мы одурманенные? — нахмурился Годунов.
— Я этого не исключаю. Госпожа Мамонова и ко мне приходила с чаем, только я пить его не стал. И, как мне кажется, не напрасно. Ладно, не переживайте. Зелье на вас не сильное, а то бы уже вены на руках резали. Но вот почиститься вам точно не мешает. Сейчас же завтракайте, а потом поедем в училище. С влюбленностью как с курением — лучше всего бороться отвлечением и переключением внимания. Всеми силами буду стараться вас отвлечь. Ермака на себя возьмёт Михаил Кузьмич.
— Будет исполнено, господин, — поклонился водитель.
Два влюбленных оболтуса, или лучше сказать одурманенных оболтуса, согласились с моими словами. Всё-таки у меня опыта в таких делах побольше, да и нести ответственность лучше другому, а не себе…
По пути я зачитывал свежие новости, чтоб переключить мысли своих товарищей с влюбленного фронта на фронт военных действий.
Переключение мыслей очень действенная вещь. Так мой знакомый купец Володарский курить бросал. Лет двадцать дымил паровозом, а как здоровье начало пошатываться, так и решил бросить. Рассказывал, что сначала сам себя начал убеждать, что курение ничего хорошего не приносит. Начал пробовать курение на вкус, на запах, на тактильные ощущения. И начал замечать то, что для курильщика скрывается в сигаретном дыму — на самом деле курение ему не нужно.