— Ты права, — отвечаю я на ее вопросительный взгляд. — Поистине, это каракули сумасшедшего.

Теодора

Через день я знакомлюсь с родителями Закари, а на следующий день мы все вместе ужинаем.

К этому моменту все нервы и тревоги, которые я могла испытывать по поводу пребывания в поместье Блэквудов на праздники, исчезли. За два дня до Рождества в доме собралось множество гостей: дальние родственники, близкие друзья семьи и даже несколько человек, которых я знаю через маму.

Среди гостей легко смешаться, и никто, кажется, не находит особенно странным мое присутствие, что избавляет меня от беспокойства.

Ужин с Блэквудами — познавательный и странный опыт. Мы сидим за длинным столом в столовой, подходящей для аристократов: полированный пол, бархатные кресла с высокими спинками, старинные люстры и канделябры с настоящими свечами, столовое серебро и тканевые салфетки, вышитые гербом Блэквудов.

Я сижу в конце стола, ближе всего к семье Блэквуд. Слева от меня сидит Захара, справа — его мать, леди Блэквуд, а во главе стола, лицом к нам, — его отец, лорд Блэквуд.

Закари и Захара выглядят как идеальная смесь своих родителей: у них голубые глаза матери и длинные, завитые ресницы, точеные, изящные кости отца — выдающиеся скулы, гордый подбородок, аквилонский нос. Родители Блэквудов, как и их дети, очень артикулированы, любознательны, серьезны и склонны к сарказму.

— Для меня большая честь познакомиться с вами, дорогая, — говорит мне леди Блэквуд, когда Зак представляет меня ей. — Ваше имя здесь произносят с благоговением — вы стали в этом доме не менее мифической фигурой.

На ней платье насыщенного пурпурного оттенка, на руках золотые браслеты, а вьющиеся волосы, черные с серебристыми прожилками, повязаны шарфом из охристого шелка. Ее стиль не может быть более непохожим на стиль моей матери: Леди Блэквуд почти не красится, а если и красилась, то очень тонко. Вокруг глаз есть морщинки, но в остальном ее лицо гладкое и отполированное, как у Закари.

Даже ее улыбка — смесь теплоты и высокомерия — в точности такая же, как у него.

— Она имела в виду мифическую фигуру, вроде Святого Георгия, победившего дракона, — говорит мне Закари, бросая взгляд на мать. — А ты — святая, владеющая мечом, а я — убитое чудовище.

— Я совсем не это имела в виду, — говорит его мать, приподняв бровь.

— Конечно, так это звучало из года в год. Ты наконец-то победил Теодору Дорохову? Сбросил ее с вершины списка результатов? Вернули ее голову, чтобы она красовалась на вершине наших валов?

— Всем нужно к чему-то стремиться, — пожимает плечами его мать.

Только что были поданы закуски, и комната наполнилась серебристым звоном столовых приборов. Хотя я часто бывала на званых обедах и других мероприятиях с мамой, я никогда не видела, чтобы она занималась чем-то другим, кроме как потягивала шампанское из фужеров.

Но Блэквуды, подав еду в свой дом и устроив званый ужин, на самом деле едят. Даже Захара ест свои закуски с явным удовольствием.

Я опускаю взгляд на свою тарелку: крошечные белые кружочки хлеба, крем-фреш, икра, похожая на крошечные черные жемчужины. Порция небольшая — это всего лишь закуска, но я не могу побороть волну паники, поднимающуюся в моей груди.

— Не похоже, что ваш сын когда-либо терпел поражение, — быстро говорю я, пока Закари или его мать не заметили моего дискомфорта. — Мы всего лишь сыграли вничью. — Я горько улыбаюсь. — Почему-то это было еще хуже.

— Я не согласен, — говорит Зак, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня. — Наши имена на верхних строчках этих табличек каждый год могли бы стать предметом споров в семье Блэквудов, но я полюбил это зрелище.

— Или, возможно, ты стал самодоволен, — вмешивается лорд Блэквуд.

До сих пор он слушал молча. Когда он наконец заговорил, его тон был игривым, а не обвинительным, и все же в его глазах читался вызов.

Зак наклоняет голову и некоторое время смотрит на отца, а затем с легкой улыбкой поворачивается ко мне.

— Прости моего отца — он привык к политике, где к соперникам всегда нужно относиться с презрением.

Лорд Блэквуд, к моему удивлению, отвечает точно так же, как его сын, и поворачивается ко мне с легкой улыбкой.

— Простите моего сына — в духе юношеского бунтарства он должен презирать политику изо всех сил. Когда-нибудь он одумается и поймет, что страна не может держаться только на интеллектуальных дебатах.

— Калеб, — предостерегающе произносит леди Блэквуд, — я думала, мы договорились не поднимать тему политики за обеденным столом.