– Ты думаешь, они просто так это примут? – добавил Алим, поднимаясь следом. – Если ты решишь разорвать этот брак, это может обострить конфликт.

– Если они знали и скрыли это, они уже унизили нас, – сказал я. – Я не позволю, чтобы наша семья была втянута в их грязь.

Бека тоже поднялся, впервые за весь вечер серьёзный.

– Значит, поедем сейчас? – спросил он.

Я кивнул.

– Собирайтесь. Мы выезжаем немедленно.

Я знал, что это решение может привести к последствиям, но у меня не было другого выбора. Я должен был защитить свою честь. А Зумрат… Я решу с ней позже.

Зумрат

Я сидела в кресле, обхватив себя руками, пытаясь согреться, но холод, который пробирал меня, шёл изнутри. Когда дверь захлопнулась за Рашидом, я была уверена, что это конец. Я видела его глаза – холодные, полные ярости. Такие глаза не прощают. Я думала, он уйдёт, чтобы вернуться с решением, которое положит конец всему. Моему браку. Моей жизни.

Но он ушёл, и ничего не произошло. Тишина заполнила комнату, словно я была заперта в вакууме. Время тянулось бесконечно долго. Секунды превращались в часы. И вдруг шаги. Сначала их было трое, потом четверо. Они возвращались. И не одни.

Когда дверь открылась, я увидела его первым. Рашид шагнул внутрь, за ним вошли его братья. Они были как тени за его спиной: суровые, молчаливые, каждая деталь в их выражениях лиц говорила, что разговор будет тяжёлым.

– Собирайся, – приказал он, глядя на меня. Его голос был резким, почти отрывистым.

– Что? – я подняла глаза, но не могла понять, что он имеет в виду.

– Мы едем к твоему дому, – добавил он, как будто это было что-то само собой разумеющееся.

Моё сердце упало. Каждое слово резонировало внутри меня, как удар гонга.

«К твоему дому».

Нет. Они не могут. Это разрушит всё!

– Нет, – выдохнула я, поднимаясь на ноги, но голос дрожал. – Нет, вы не можете.

– Я уже всё решил, – сказал он, его взгляд был непреклонным.

– Рашид, пожалуйста… – я шагнула к нему, чувствуя, как глаза наполняются слезами. – Не делайте этого. Не нужно ехать туда. Это всё только усугубит.

– Ничего не усугубит, – вмешался один из его братьев. Я знала, что это Алим. Его голос был глубоким, и от него становилось ещё страшнее. – Мы хотим знать правду.

– Вы уже знаете правду! – выкрикнула я, не удержавшись. – Зачем вам это? Что вы хотите доказать?

– Что-то не сходится, – сухо добавил другой брат, кажется, Джалил. – Мы хотим услышать всё из уст тех, кто её воспитывал.

– Ты поедешь с нами, – отрезал Рашид, его голос звучал так, будто спорить с ним было бесполезно.

– Нет! – я почти закричала, чувствуя, как паника накатывает волной. – Вы не понимаете, что делаете! Это уничтожит всё.

– Всё уже уничтожено, – жёстко ответил он. – Собирайся.

Я понимала, что сопротивляться бессмысленно. Эти мужчины были, как горы, – их невозможно было сдвинуть. Всё, что я могла, это подчиниться. Но внутри всё кричало от боли и отчаяния.

***

В машине стояла тяжёлая тишина. Я сидела на переднем сиденье, рядом с Рашидом, чувствуя, как его присутствие сжимает пространство. Он молчал, но его пальцы на руле были так сильно сжаты, что суставы побелели. На заднем сиденье расположились его братья, их серьёзные лица не предвещали ничего хорошего.

Я склонила голову, стараясь не смотреть в окно. Дорога к моему дому была длинной, но сегодня она казалась бесконечной. Каждый поворот, каждый шум шин по гравию заставляли меня содрогаться.

– Ты боишься? – раздался голос Беки сзади, и я вздрогнула. Он говорил тихо, почти мягко, но в его тоне чувствовалась нотка насмешки.

– Хватит, Бека, – предупредил Рашид, не отводя глаз от дороги.

– Ну а что? – Бека пожал плечами. – Просто интересно. Если она так боится, значит, там есть, что скрывать.

Я сжала руки в кулаки, чувствуя, как сердце начинает колотиться быстрее. Я ничего не сказала, но, кажется, это только подогрело его интерес.

– Думаешь, они знали? – спросил он у Рашида, продолжая ту же тему.

– Замолчи, – резко ответил Рашид. – Мы узнаем всё, как только приедем.

Эти слова были последним ударом. Я чувствовала, как внутри всё обрушивается. Если они узнают правду, если кто-то скажет то, что скрывалось столько лет, я не переживу этого. Но что я могла сделать?