— Куда спешишь? — прохрипел Алексей, опираясь на Марину. Его лицо было залито кровью, но взгляд горел.

— Ты мёртв! — Волков вырвался, но споткнулся о арматуру. Падая, он услышал хруст кости. Боль заглушил рёв сирен.

Она сидела в больничном коридоре, сжимая руки. За дверью врачи боролись за Алексея, за Полину, которая отказалась уходить, пока не убедится, что он дышит.

— Ты сохранишь его? — Полина присела рядом, глаза опухшие.

Марина посмотрела на дочь:

— Боюсь.

— А я боюсь, что если ты не оставишь… мы никогда не перестанем ломаться.

Она потянулась к животу, где уже теплилась новая жизнь — не идеальная, не запланированная, ноих.

Очнулся ночью. Марина спала в кресле, её рука на его ладони. На столе лежал макет моста — тот, что разбился на складе. Кто-то склеил осколки, оставив шрамы видимыми.

— Ты будешь его строить заново? — она проснулась, угадав его мысли.

— Нет. — Он потянулся к её животу, едва касаясь. — На этот раз… построим что-то меньшее. Но нерушимое.

Максим ждал у выхода. Она взяла кольцо из кармана, разглядывая его при свете фонарей.

— Я не хочу свадьбу, — сказала она. — Хочу просто… попробовать не бояться.

Он кивнул, надевая кольцо себе на палец:

— Тогда начнём с малого. Завтрак вместе. Без побегов.

Они пошли вдоль реки, обходя трещины в асфальте. Где-то вдали маячил мост — изуродованный, но стоящий.

Через месяц Волкова осудили. Алексей выписался из больницы с тростью и новым проектом — детской площадкой у реки. Марина выставила в галерее фотографию разбитого макета с подписью: «Ремонт не требуется».

А когда Полина впервые положила руку на её живот, почувствовав толчок, Алексей стоял у окна, чертя в воздухе контуры будущей колыбели.

— Будет мальчик, — сказала Марина.

— Или девочка, — он повернулся, трость звякнула о пол. — Главное — не архитектор.

Они засмеялись. Впервые за долгое время.

Глава 24. Причалы

Детская площадка у реки напоминала живой организм — горки, словно волны, качели-лодочки, домики из светлого дерева. Алексей поправлял табличку с названием: «Мост в небо». Рабочие смеялись: «Для детей-то зачем философия?». Но он знал, что даже в малом должна быть правда.

Когда Полина принесла краски, чтобы разрисовать стену вместе с местными ребятишками, он увидел, как её пальцы дрожат, выводя первые линии.

— Не боишься испортить? — спросил он, подавая кисть.

— Теперь уже нет, — она улыбнулась, и в этом была вся Марина.

За неделю до родов она открыла последнюю выставку. Центральным снимком стало фото Алексея на больничной койке — бледный, с перебинтованной головой, но сжимающий в руке осколок стекла от моста. Название: «Несломленный».

Игорь, всё ещё настойчивый, спросил:

— Это конец вашей истории?

— Нет, — она положила руку на живот, чувствуя толчок. — Это точка в середине предложения.

Вечером, когда галерея опустела, Алексей принёс детское одеяло — то самое, грубое, из прошлой жизни.

— На этот раз не брошу, — сказал он, и это звучало как клятва.

Они сидели на новых качелях, наблюдая, как закат красит реку в золото. Максим крутил кольцо на пальце, но уже не как обручальное — как талисман.

— Ты всё ещё хочешь свадьбу? — спросила Полина.

— Хочу завтрак, — он обнял её за плечи. — Каждый день. А там посмотрим.

Когда Алексей позвал их помочь развесить фонарики на площадке, Полина впервые за годы почувствовала, что «семья» — не проклятое слово.

Марина рожала в дождь. Звуки ливня сливались с её криками, а Алексей, забыв про трость, держал её руку так, будто мог передать всю свою упрямую силу.

— Мальчик, — акушерка положила младенца на её грудь. Крошечный, сморщенный, с глазами, как у Алексея — серыми и слишком серьёзными.

— как назовёте? — спросила медсестра.

Марина посмотрела на мужа (да, теперь она разрешала себе это слово)

— Лука, — сказал Алексей. — Это значит «свет» или «несущий свет».

Они засмеялись сквозь слёзы. За окном дождь стих, и первые лучи пробились сквозь тучи.

Через месяц на площадке собрались все. Дети бегали по горкам, Полина с Максимом рисовали на стене новую фреску — мост, ведущий к звёздам. Марина, с Лукой в слинге, выставила последний кадр: Алексея, спящего в кресле с сыном на груди. Фото назвали «Непредсказуемо».