Когда Полина спросила, почему, она просто ответила:

— Потому что иногда надо рискнуть провалиться, чтобы научиться идти.

На следующий день Марина записалась к врачу. Она ещё не знала ответа, но впервые за долгие годы — не боялась его искать.

Глава 22. Обратный отсчёт

Она сидела в кабинете гинеколога, листая брошюру с улыбающимися мамами и младенцами. Картинки казались чужими, как реклама из параллельной вселенной. За дверью щебетала медсестра: «Следующая!», но Марина не вставала. Её рука лежала на животе — плоском, тихом, предательски безмолвном.

— Вы передумали? — врач посмотрела поверх очков.

— Нет. Просто… — Марина вдохнула, вспоминая, как Алексей вчера принёс детское одеяло. Грубое, ручной вязки, как те, что когда-то делала его бабка. Он молча положил его на стул и ушёл. — Просто дайте ещё неделю.

Когда она вышла из клиники, на скамейке у входа сидел Волков. В руках — газета с заголовком «Громов: гений или безумец?».

— Слышал, вы в положении, — он ухмыльнулся. — Поздравляю. Жаль, папочка может не дожить до рождения наследника.

Марина замерла:

— Что вы сделали?

— Я? Ничего. Но бетонные блоки — штука непредсказуемая. — Он встал, поправив шляпу. — Передайте мужу: мост рухнет завтра. Стекло — не сталь.

На стройке пахло грозой. Инженеры метались как муравьи, проверяя крепления. Волков не блефовал: в опорах нашли подпиленные болты.

— Эвакуируем район, — приказал Алексей, но прораб покачал головой:

— Мэрия запретила. Говорят, паника ударит по инвестициям.

— Чёрт с ними! — Он рванул к крану, чтобы лично проверить центральную секцию. Внезапно земля дрогнула — первый толчок.

Мост застонал, стеклянные панели завибрировали, как предсмертный хрип. Алексей увидел, как трещина побежала по арке. Точно как в её фотографиях.

— Все назад! — заорал он, но грохот поглотил слова.

Максим стоял на колене посреди моста, держа кольцо. Туристы вокруг ахали, доставая телефоны.

— Полина, я… — он начал, но она перебила:

— Нет.

— Что? — он замер, лицо побелело.

— Я не могу. Не сейчас. — Она отступила, чувствуя, как стекло под ногами дрожит. Люди закричали, заметив трещины.

Полина рванула к крану, где мелькнул силуэт отца. «Он там. Он всегда там, где всё рушится».

Она мчалась на стройку, обгоняя «скорые». Волков звонил каждые пять минут: «Смотрите трансляцию. Ваш Громов станет историей».

На мосту уже кипел хаос. Люди метались, дети плакали. Марина вскарабкалась на строительные леса, откуда видела Алексея — он пытался зафиксировать расходящуюся балку, крича что-то рабочим.

— Алексей! — её голос потонул в грохоте.

Он обернулся. В этот момент центральная опора рухнула.

Полина увидела, как отец падает. Максим, забыв про кольцо, рванул за ней, но она уже была под обломками.

— Пап! — она пролезла через арматуру, царапая руки. Алексей лежал на спине, прижатый плитой. Кровь текла из виска.

— Уходи… — прохрипел он.

— Нет! — Полина упёрлась в плиту. Где-то рядом Марина подняла лом, лицо её исказилось от ярости и ужаса.

— Держись, — прошептала Марина, вставляя лом под плиту. — Ты должен увидеть его.

— Кого? — Алексей попытался улыбнуться.

— Сына.

Они напряглись вместе. Металл заскрипел.

А вдалеке Волков снимал всё на телефон, смеясь. Но смех оборвался, когда мост, содрогаясь, вдруг замер — трещины остановились, будто затаив дыхание.

Полина почувствовала, как плита сдвигается.

— Ещё! — крикнула Марина.

Глава 23. Выбор

Свет резал глаза. Он понял, что жив, только услышав гулкий стук собственного сердца. Плита лежала рядом, разбитая на куски, как разорванный контракт с судьбой. Марина держала его руку, её пальцы — ледяные, но цепкие.

— Ты… — он попытался сесть, но тело пронзила боль.

— Молчи, — она прижала ладонь к его груди, будто боялась, что он рассыплется. — Ты идиот.

Алексей хрипло рассмеялся, выплюнув кровь:

— Зато твой идиот.

Рядом Полина рыдала, обнимая Максима. Кольцо валялось в пыли, забытое всеми, кроме фотографа-туриста, снимавшего крах «гения».

Волков отступал, спотыкаясь о обломки. Кадры разрушения уже летели в сеть, но триумф горел горечью. Где-то в толпе закричали: «Держите его!». Волков рванул к машине, но чья-то рука вцепилась в воротник.