— Я еще не уверен.

Она улыбнулась, лучезарно и искренне.

— В таком случае, у меня есть шампанское.

— Думаю это лучше, чем ничего.

Она хихикнула, задев меня плечом, когда проходила мимо, и я молча проклял тот факт, что мое тело отреагировало на столь незначительный контакт с ней.

Она сразу же направилась к холодильнику и достала апельсиновый сок и бутылку шампанского, пока я садился на барный стул с видом на её кухню.

— У тебя очень мило, — сказал я ей, когда она вынула пробку с помощью салфетки, раздался тихий хлопок.

— Спасибо. Это многое значит, учитывая, что это говорит социальный работник Хант. Полагаю, это неожиданный визит на дом?

Я рассмеялся.

— Я слышал, что предполагать — это плохо, помнишь? Но да, что-то вроде этого.

Она налила шампанское в два фужера, долила в них апельсинового сока и протянула один мне. — Ну, если ты хочешь осмотреться, давай. Наверху смотреть особо нечего. Комнаты обставлены, но скудно, поскольку я декорировала их снизу вверх. Однако могу тебя заверить, что все сделано по правилам. У меня сигнализация на всех дверях и окнах, защелки с защитой от детей на обеих аптечках, чистящие средства находятся в недоступном месте, и на всякий случай, — она наклонилась и достала из-под раковины красный огнетушитель, с громким стуком опустив его на мраморную стойку. — Я профессионал на кухне, поэтому не ожидаю, что эта малышка найдет себе применение. Но никогда нельзя быть слишком осторожным.

Я осушил больше половины напитка одним долгим глотком.

— Твоя подруга Бет помогла тебе пробраться в наш дом?

— Нет. Мой адвокат Бет помогла с этим, — она покрутила ножку бокала между пальцами. — Мы знали, что ты не обрадуешься моему возвращению, поэтому я хотела быть готова ко всему, что ты можешь на меня бросить.

Я покачал головой и вздохнул.

— Мне не нужно ничем в тебя бросаться. Я просто хочу защитить свою дочь.

— Я понимаю.

Я положил оба предплечья на стойку и наклонился к ней.

— Не думаю, что ты понимаешь, поэтому буду откровенен. Я не доверяю тебе, Хэдли. Я не доверяю твоим мотивам. Я не доверяю твоей способности заботиться о ребенке. И, что самое главное, я не верю, что ты останешься здесь достаточно долго, чтобы оправдать рассказ для Розали, что ты ее мать.

Ее рот приоткрылся, а на лице промелькнула обида.

— Но… это не меняет того факта, что ты ее мать. Во всяком случае, с биологической точки зрения. Поэтому я пришел к выводу, что мне нужно научиться принимать этот факт. Но тебе придется работать со мной.

Обида исчезла, когда ее рот растянулся так сильно, что удивительно, как улыбка не расколола ее лицо.

— Договорились. Чего бы это ни стоило. Я готова.

— В течение следующего года мы с тобой сможем узнать друг друга получше. Ты сможешь доказать мне, что не только можешь справиться с появлением в твоей жизни ребенка, но при этом ты планируешь остаться с ним. Тогда… возможно, мы сможем познакомить тебя с Розали.

Она медленно моргнула.

— Прости, ты сказал пройдёт «год», прежде чем я познакомлюсь с Розали?

— Да.

Я знал, что она ни за что на свете не согласится на это. Но никто не начинал

переговоры с их лучшим предложением. Она предлагала что-то абсурдное, вроде двух недель, я — девять месяцев, и мы продолжали спорить, пока не сошлись на шести месяцах. И только тогда я уступил.

— Ты для меня чужой человек. Пройдет не один день, прежде чем я доверю тебе свою дочь.

— О, правда? — протянула она. — Значит, ее воспитательнице пришлось ждать целый год чтобы познакомиться с ней?

— Вряд ли ты воспитательница дошкольного учреждения, Хэдли.

— Ты прав. Потому что я ее мать.

— Мать, которая ее бросила, — ответил я. — Значит, ты для нас чужая. Один год. Я узнаю тебя первым, прежде чем Розали. Это моя сделка. Принимай или уходи.

— Ухх…Я собираюсь принять это. Но это дерьмовая сделка, и ты это знаешь.

Я пожал плечами.

— А чего ты ожидала? Что ты просто вернешься и к концу недели она будет называть тебя мамой? Так дело не пойдет.

— Я вовсе не прошу ее называть меня мамой. Представь меня как Хэдли. Твоя подруга, твоя горничная, садовник, няня… — ее глаза вспыхнули, когда она воскликнула: — О, Боже, позволь мне научить ее искусству!

Я уже открыл рот, готовый отшить ее, когда она метнулась за стойку и схватила меня за руку, дергая ее так, словно, стаскивая меня с табурета, я каким-то образом должен был согласиться.

— Я могла бы научить ее сначала живописи и рисунку, а потом, когда она подрастет, перейти к фотографиям. Ну же, Кейвен. Это же прекрасно. Я буду проводить с ней время, обучая ее всему, что люблю. И ты тоже мог бы находиться там. Ты сможешь увидеть меня в действии и то, как я с ней общаюсь. Ты будешь чувствовать себя комфортно. Она будет чувствовать себя комфортно. А я буду проводить время с ней.