Шрифт:
Он чуть усмехнулся.
— Звёзды? Ну да, хотел бы я быть там императором. Ответь на самый простой вопрос: почему не пошёл ни в один Род?
Я хотел было развести руками, но этот простонародный жест может быть неприемлем в такого рода кабинетах, потому ответил всё так же прямо и глядя на него придурковатым взглядом, как и требовал Пётр Первый в своем знаменитом указе:
— Почему не пошёл Ломоносов? Почему не пошёл Демидов? Абрикосов и другие?
По-моему, последнюю фамилию он и не слышал, но смысл понял, кивнул, только взгляд стал острее.
— Уверен, что войдешь в такую плеяду?
— Не попробовав, ваше величество, — ответил я самым почтительным образом, — кто узнает? Но видит Бог, и вы с ним видите, я стараюсь!
Он хмыкнул.
— Да, в нашем разленившемся мире это даже подозрительно. Ты очень смышлёный юноша, потому меня заинтересовало, почему ты решил, что Англия и Франция решатся на десант? Наполеон Первый вел армию по суше, для Англии тоже такой путь короче.
Он умолк, я сказал стеснённо:
— Они не собираются завоевывать Россию. Их цель — не дать нашим военным кораблям выйти в Чёрное море, оттуда рукой подать до Дарданелл и завоевания Турции. Как только у них получится, войну прекратят, заставив нас отказаться от выхода в южные моря. Если не согласимся на этот позорный мир, пойдут дальше. На Москву, на Петербург. А вы знаете, ваше величество, что наши войска как бы ни были сильны духом, но оружие у нас никакое…
Его лицо исказилось злой гримасой, даже дыхание участилось, но совладал с собой и сказал лишь чуть повысив голос:
— Канцлер, весь Тайный Совет и все министры уверены, что у них только демонстрация силы! И на высадку десанта не решатся. А в совете у меня люди многоопытные и мудрые.
Я поклонился, сердце стучит, трудно говорить, когда на тебя смотрят, как на врага.
— Ваше величество, внезапно и очень быстро пришла совсем другая эпоха. Эти многоопытные и мудрые хороши для того времени, что сейчас уступает место новому. У нас оружие, что было при Аустерлице. Но и тогда нас разбили. А у них сейчас и оружие втрое лучше.
Он вздохнул, произнёс сдержанно:
— Поясни.
— Ваше величество, время захватнических войн заканчивается. Или уже закончилось. И главы государств хотят поддерживать стабильность не только в своих землях, но и вообще в мире. Бонапарт, как мне кажется, был последним завоевателем. А те, кто его победил, подписались под совместным воззванием о сохранении мира и стабильности, а также недопущении перекройки границ.
Он подумал, кивнул.
— Да, что-то подобное подписал и наш старший брат, Александр Первый, победитель Бонапарта. Но я не думаю, что это так важно.
Я помялся, сказал очень тихо:
— Я в самом деле вас очень уважаю, ваше величество… и вовсе не из чинопочитания! Но должен возразить, это очень важно, теперь очень важно. И будет становиться всё важнее. Нам не дадут захватить Константинополь. Весь мир против. Я имею в виду, Европу. Вы государь, вы считаете иначе, и я в любом случае выполню любые ваши распоряжения, потому что Россия — превыше всего, но… мы проиграем.
Он чуть нахмурился, явно из-за слов «Россия — превыше всего», а он давит все националистические настроения, не допускает в печать и ура-патриотические статьи и произведения насчёт величия «особого русского духа». На что уж Тютчев, ярый государственник, но и у него Николай Первый собственноручно вычеркивал абзацы, где о водружении креста над константинопольской Софией и о «всеславянском царе». Как же, он царь-батюшка для всех народов России, никому не должно быть ущерба, никто не хуже, и не лучше.
Орлов вообще смотрит на меня с ужасом, словно я уже приговорен к виселице. Да и вообще, у Николая Первого, как и у Ивана Грозного, репутация не та, не та, умело созданная врагами России. Как же, этот император впервые со времён Екатерины прибег к смертной казни! Повесил пятерых мятежников, это шокировало, как же так, это же варварство. Хотя вот мне Алиса услужливо подсунула справку, что когда во Франции восстали 80 пехотных полков, восстание не просто подавили с людоедской жестокостью, но и за решётку бросили больше 20 тысяч человек, а пять тысяч приговорили к смертной казни.
Так что Николай I овечка с этой пятеркой казненных, да и в Сибирь сослал всего сто двадцать человек, а по всей Европе всё ещё щедро рубят головы, вешают, расстреливают, душат гарротой, кладут под гильотину — и всё по закону, по закону!
Он вздохнул, сказал устало:
— Свободен, курсант. Иди трудись.
— Спасибо, ваше величество, — ответил я почтительно. — Все бы жили и трудились по вашему примеру!
Глава 13
В приёмной, куда вышел из кабинета императора, меня встретил камер-юнкер с двумя жандармами в чинах ротмистров, красиво отдал приветствие, хотя я лишь кадет, но кадет, удостоенный аудиенции у самого императора, сказал учтиво, но настойчиво:
— Курсант Вадбольский, вам надлежит вернуться в Лицей до особого распоряжения.
— А в своё имение? — спросил я похолодевшим голосом.
Он покачал головой.
— Ни в коем случае. Неисполнение будет расценено как неповиновение.
— И что мне там делать?
Он ответил безапелляционно:
— Ждать.
Ротмистры учтиво но настойчиво препроводили меня к выходу, в этих помещениях не задерживаются, помогли выбраться на крыльцо, что выходит на Дворцовую площадь.
Весь в тревогах, я медленно начал спускаться, сказал мысленно: