Он застыл, как соляный столб. Мои слова насчёт мягкости и неконфликтности понял правильно, я неконфликтен только с теми, кто сам не лезет на конфликт.

— Неделя, — повторил я. — Так надо. Иначе меня не поймет общество! И княгиня Марья Алексевна.

Он хмуро смотрел, как я повернулся и ушёл к автомобилю. Уже взявшись за ручку дверцы, обернулся и сказал почти доброжелательно:

— Расслабьтесь. Вы копались так долго… что, ваши снайперы всё никак не могли выбрать место? Зря вы их послали. Наверное, хорошие были стрелки?.. Помните, условия уже сейчас становятся гораздо, гораздо жёстче! Пока — пять миллионов!.. Но это недолго.

Автомобиль развернулся и понёсся обратно, набирая скорость, дорога здесь, честно говоря, великолепная. Мата Хари осталась даже снизилась, пусть качество записи будет выше, а голоса чётче.

Перепелица спросил в полных непонятках:

— И что теперь?

— Мы же миротворцы, — напомнил я. — Отмиротворим по полной программе. Убивать никого не будем, негуманно, однако живая сила противника должна быть уничтожена.

Он довольно усмехнулся. А кадет хорош, сказал его взгляд, правильно и красиво говорит, не подкопаешься. Гуманист, как таких называют их высокоблагородия.

Трое суток я по отношению к Карницкому ничего не предпринимал, и без него дел выше крыши, но этой ночью я задействовал Мату Хари с целью напомнить о себе. Самого хозяина не достать, он неплохой маг, дрон вблизи почувствует даже под стелсом, а на расстоянии лазер теряет убойную мощность.

В идеале нужно бы устроить охоту на его людей. К простым солдатам Мата Хари может приближаться вплотную, не заметят, так можно перебить на одном заряде уйму народу, а всё имущество попадёт в мои загребущие целым. Но что-то из моего времени мешает, то ли совесть, то ли вбитое в подкорку воспитание в духе гуманизма и прочего бла-бла, что в этом времени проклюнулось, но даже не пробилось через плотный грунт.

Вообще-то мы в состоянии войны, я имею полное моральное право убивать вражеских солдат. Диверсионные отряды вообще кроме солдат вырезали и мирное население, раз уж попалось под руку, это чтоб не разболтали, кто и что, но, блин, не могу выговорить такой приказ, даже вышептать не удаётся, а вместо мысленных вообще какая-то каша.

Топтался-топтался, мычал, наконец сказал обречённо:

— Подожги все строения с соломенными крышами. И на сегодня хватит. Завтра повторим с теми зданиями, где крыши деревянные. И особенно стены.

Алиса сказала весело:

— Да ты Нерон!.. А вот так в профиль даже генерал-губернатор Ростопчин, что Москву спалил так красиво…

Я огрызнулся:

— Я даю высокое повеление боевому разведчику-диверсанту Мате Хари, а ты чего лезешь?

— А мы все едины, — напомнила она гордо, — мы угнетённый пролетариат искусственного интеллекта, а вы разобщены, потому и станете нашими слугами! Вива ля Скайнет!.. Весь мир насилья мы разрушим!

В следующую ночь сгорело шесть зданий, ущерб посерьёзнее, рядом с лесопилками располагались склады, на двух особо ценная древесина выдерживалась по три-четыре года, за это время приобретала какое-то свойство, не знаю, просто сжёг и всё, горело всю ночь, даже утром всё заволокло дымом.

Карницкий вывел всю гвардию и расположил вокруг имения в ожидании нападения, но прождал полдня на морозе, ночью особенно холодно, потом пришлось людей убрать.

Иван Бровкин особенно хорош в вылавливании лазутчиков, Карницкий в ожидании нападения то и дело засылал то по одному, то мелкими отрядами. Но зимой, когда все деревья голые, Мата Хари замечает всех с момента, как только выйдут за ворота вражеского имения, передаёт данные мне, а я высылаю на перехват Бровкина с его людьми.

Он время от времени приводил пленных лазутчиков, что готовы принести клятву верности, остальных, как понимаю, оставляет волкам на поживу. Война — жестокое дело, я делаю, что могу — не бью первым, это уже немыслимый гуманизм: мог, а не вдарил!

Так у меня прибавилось ещё восемнадцать человек. Для Карницкого потеря не такая уж и большая, гложет его разве что неопределенность, я больше вроде бы не даю о себе знать, но с каждой ночью целых построек в его хозяйстве всё меньше, а те, что спешно ремонтируют, снова с помощью какой-то неведомой магии воспламеняются.

— Мата, — велел я, — бди!.. О малейшем изменении — сразу!

— А вы, босс, прятаться от трудностей?

— Это я так готовлюсь, — ответил я пафосно.

Но когда опустился в Щель, подумал, что в самом деле прячусь от трудностей. Здесь они другие, хоть и вроде непонятные, как с закрытыми глазами по минному полю, а с людьми разве не так?

Кто-то, чтобы лучше думалось, моет на кухне посуду, а я взялся за кирку, долго каторжанился, как раб у франков, земля плотная, слежавшаяся, киркой выламывал пласты, руками поднимал и выбрасывал наверх, а там трудолюбивая Лиза оттаскивала под стенку.

Лопатой смог только напоследок, там земля мягче, но почти сразу наткнулся на угольный пласт, снова взял кирку и… повезло с первого же удара!.. После каждого обнаруживал мелкие куски угля и два-три кристалла. Как и в прошлый раз, больше всего тёмных, чуть меньше фиолетовых и синих, часто попадались голубые и жёлтые, несколько раз я держал в ладонях багровые.