Беспричинно на человека могут наброситься: старый буйвол, который хорошо знаком с охотой, — так называемая уклоняющаяся форма; самка, отрезанная от своего теленка и готовая пройти сквозь все круги ада, дабы воссоединиться со своим перепуганным детенышем; крупный буйвол, переболевший чумой и повредившийся от этого в уме, но физически здоровый; буйвол, страдающий от ран, которые ему могли нанести и львиные зубы, и пули белых людей, и стрелы или копья местного населения, и гвозди, камни и прочий мусор, которые африканцы забивают прямо в дула своих ружей старого образца.

Как-то раз, безоружный и в полном одиночестве, я встретил стадо буйволов, количеством более ста животных. Они бежали мимо меня. Когда я внезапно ринулся к ним с криком «Бу-у! Пошли отсюда!» — вернее, я кричал на суахили «Тока! — то или благоразумно, или, возможно, с их точки зрения благоразумно, быстро скрылись из виду. А в другой раз я оказался прямо на пути огромного стада — их, по-видимому, спугнул огромный лев, и мне грозила куда большая опасность. Если бы я кинулся бегом через открытую саванну (неподалеку от Рутсхуру, южной части долины Руинди в национальном парке Альберта) в противоположную сторону, меня бы, разумеется, догнали, затоптали и забили четыре-пять сотен грохочущих копыт — буйволы обычно движутся со скоростью тридцать пять миль в час против двадцати миль в час самого быстрого человека в мире (а я — не он). Поэтому, вместо того чтобы пойти на самоубийство, я спокойно застыл на месте, раскинув руки в стороны, и притворился новой разновидностью баобаба.

У улепетывавших от какой-то опасности и охваченных паникой животных не имелось достаточно причин для того, чтобы тратить время на изучение неподвижного предмета, который в общем-то угрозы не представлял, хотя это бородатое дерево явно не настоящее. Буйволиный поток делился на два рукава и проструился мимо меня с обеих сторон. И сколько же было грохота и пыли! Плюс резкий сладковатый коровий запах — более сильный, чем у домашнего скота. И все.

В прошлом стада, поголовьем в сто буйволов, встречались часто; в наши дни стадо в среднем насчитывает от тридцати до шестидесяти коров, телят и молодых бычков под предводительством старого патриарха. Если на стадо нападают несколько охотников сразу и некоторые буйволы погибают, то стадо может встать лицом к врагу, а не убежать как обычно. Тогда выставляются вперед ряды быков, прикрывающих собой буйволиц и буйволят. Но спустя какое-то время они все равно отступят. Зрелые буйволы часто отделяются от стада и собираются группами от двух до шести. И с такими справиться легче, чем с мнительными мамашами с детьми. Старые буйволы ведут порой отшельнический образ жизни, но совсем не обязательно становятся мрачными и жестокими. Как и старых самцов человеческого племени, их, наверно, раздражает семейная суета и дурацкое соперничество молодых быков.

Дерутся быки в любое время года — очевидно, ради подтверждения своего статуса в стаде, а не ради прелестей самок. Однажды, спрятавшись на краю чащи неподалеку от Малемба Нкулу, болотистой местности Катанга, я наблюдал за такой дракой. Два быка встали друг напротив друга, наклонив головы. Затем оба со всей силой бросились на противника, и их черные рога сомкнулись. И хотя рога сцепились, ни один из них не попытался освободиться. Каждый старался вынудить своего противника отступить. Могучие мышцы на их телах были напряжены. Вскоре бык постарше начал стонать и шаг за шагом отступать назад; наконец он упал на колени. Победивший дуэлянт высвободил свои рога и боднул соперника в шею. Старый буйвол тут же помчался прочь, но «официально» так и не капитулировал.

Поскольку определенного времени года для спаривания не существует, в стаде есть телята различного возраста. Они появляются на свет после спаривания, которое мало чем отличается от случки влюбленных на скотном дворе: быка и коров. Но чаще Мбого зачинает детей во время африканского лета, и его дама рожает одного-единственного буйволенка между январем и мартом. Буйволица прячет своего лохматого, красно-бурого, как и она, ребенка в высокой траве и, бросив стадо, лежит вместе с ним около десяти дней. Малыш следует за своей матерью шесть месяцев и лишь потом получает частичную свободу.

Взрослея, бычок постепенно приобретает черную, как уголь, окраску и достигает половой зрелости на третий год жизни. Живут буйволы, по-видимому, лет тридцать, но в двенадцатилетнем возрасте или около того они начинают седеть, линять и мало-помалу теряют свои замечательные слух, обоняние и острое зрение. Они могут даже ослепнуть, в отличие от близорукого слона, чье зрение, вне зависимости от возраста, редко существенно меняется. Таких дряхлых буйволов, увенчанных огромными и впечатляющими рогами, очень легко одолеть: они не слышат, не видят, не чуют охотников и не подозревают об опасности до тех пор, пока их не пронзит первая пуля.

Как выяснилось, буйволы-затворники обожают кукурузу и просо, растущие на полях местного населения, но банда кочующих быков или целое стадо редко подходят к человеческому жилью. Питаются эти животные главным образом травой, иногда жуют нежные побеги кустов и деревьев, но никогда не отходят далеко от воды. Они предпочитают пастись близ рек и озер, где можно и напиться вволю, и поплавать в удовольствие, и успокоить свою измученную укусами клещей и слепней спину, погрузившись по шею в липкую черную грязь. Но и грязь не спасает их от клещей. И решение столь болезненной и досаждающей проблемы Мбого поручил своему верному другу-камердинеру волоклюю — птице, поедающей клещей на животных. Этот поразительный представитель семейства скворцов выполняет еще и обязанности охранной сигнализации — он предупреждает Мбого о надвигающейся опасности, что особенно необходимо старому, почти слепому животному.

О том, каким образом буйвол и птичка-клещеед оказались вместе, объясняет легенда племени батутси, проживающего в регионе реки Кагера на северо-востоке Руанды. Высокие батутси или ватуси — как их обычно называют в кино и в литературе о путешествиях — утверждают, что Бог, уподобившись бельгийскому районному комиссару, решил пересчитать своих пасущихся и жующих траву чад. Ну, а то, что произошло потом, абсолютно типично для местного населения Руанды, где каждый мужчина беспрестанно занимается упрочением своего социального статуса. Там даже бои нанимают себе боев, которые в свою очередь обзаводятся «боями», и все исключительно ради того, чтобы продемонстрировать свою значимость и повысить авторитет.