Вчера я бы подумал, что невозможно хотеть ее так, как сейчас. Жаждать, чтобы она молила о прощении и обещала мне полную покорность.

— Кому ты принадлежишь, Брейлинн?

— Да, — тут же отвечает она.

— Ты все еще хочешь меня? — спрашиваю я, и она отвечает мне: — Да, но я боюсь…

— Моих братьев?

— Да, — шепчет она, но наступает мгновение колебания.

— Обо мне? — предполагаю я.

Она сначала кивает, прежде чем ответить:

— Да…

— Но ты все еще хочешь меня?

— Да… я боюсь. Даже если я тебя хочу, я все равно боюсь, — признается она, и эмоции пропитывают каждое слово.

В моей груди шевелится извращенная болезнь, мучительная правда, о которой я всегда знал. Я останавливаюсь на другой правде, проводя большим пальцем по ее подбородку и глядя на ее губы.

— Я могу с этим жить.

— Ты… — начинает она спрашивать, и мой взгляд возвращается к ней. Она ищет что-то в моем выражении лица, прежде чем спросить:

— Ты все еще хочешь меня? — Ее голос тихий и полный неуверенности.

Я собираюсь уничтожить этот вопрос.

Если бы я не хотел ее, она бы умерла. Я уверен, что она это знает, поэтому я проглотил комментарий обратно.

Вместо этого, положив обе руки ей на бедра, я переворачиваю ее и ставлю на колени. Она вскрикивает от удивления, затем ахает, когда я обматываю ее волосы вокруг своего запястья и хватаю ее затылок, притягивая ее голову к себе. С ее выгнутой спиной и моими губами на ее плече я шепчу ей в кожу.

— Нет ничего и никого, кого я хотел бы больше, Брейлинн, — говорю я, не задумываясь. Я говорю ей то, что она хочет услышать, и то, чего я не хочу, чтобы было правдой.

Я в полном дерьме, когда дело касается этой женщины.

— После того, как я тебя накажу, я буду трахать тебя до тех пор, пока мы оба не выбьемся из сил и не сможем больше бодрствовать.

Я крепко держу ее, опуская ее щеку к полу.

— Оставайся, — приказываю я ей, подпитываясь ее тяжелыми брюками. — Я хочу, чтобы твои руки были такими для твоего наказания, — говорю я ей и кладу их рядом с ней ладонями вверх, чтобы она больше не могла держаться. Мой взгляд задерживается на выемке на ее запястье, где врезались путы.

Предательство и гнев, разочарование и даже страх обрушиваются на меня. На долю секунды они все воюют внутри меня. Каждая эмоция требует быть услышанной, и я подавляю их все, отказываясь чувствовать что-либо, кроме того, что я чувствую с Брейлинн в этот момент.

Проведя рукой по ее спине, я внутренне обещаю себе, что сделаю все правильно. Ее плечи несут вес ее верхней половины, ее задница остается высоко в воздухе, а ее пизда едва видна мне.

— Выгни спину, — бормочу я, вставая позади нее, чтобы снять штаны. Моя эрекция тверда и жаждет ее, но моя ладонь чешется, чтобы сначала наказать ее.

Она делает, как мне приказано, и мне открывается прекрасный вид на мягкие оттенки ее розовых губ. Снова опускаясь на колени, я хватаю ее за бедра и оттаскиваю от стены, чтобы расположить ее так, чтобы у меня был полный рычаг позади нее.

Она взвизгивает от движения и почти двигает руками. Они дергаются от естественного инстинкта, но она держит их так, как я их расположил.

Хорошая девочка.

Это моя хорошая маленькая игрушка для секса.

Мне наплевать, что было раньше, я буду держать ее подальше от всего, и она будет в безопасности, и она останется моей. Это единственное, что меня волнует.

— Стоп-слово, Брейлинн. Дай его мне.

— Красный, — шепчет она, и румянец уже темнеет на ее загорелой коже. Краска заливает ее щеки, когда она тяжело вдыхает, ее руки сжимаются и разжимаются, пока она ждет первого удара.

Я сжимаю ее задницу в кулаке, слегка сжимая и дергая, чтобы вывести кровь на поверхность.

— За что тебя наказывают? — спрашиваю я ее, чтобы наверняка убедиться, что она знает.

— За то, что я тебя ударила, — отвечает она страдальчески приглушенным тоном. Ее глаза плотно закрываются, и я говорю ей посмотреть на меня. С того места, где она стоит на коленях передо мной, обнаженная и голая, с согнутой спиной, ее темные глаза смотрят из- под густых ресниц, я никогда не хотел ничего большего. Ее покорность идеальна. Она — все, что прекрасно между нами, все, за что стоит бороться.

Когда я снова сжимаю ее задницу, причиняя еще больше боли, ее нижняя губа слегка опускается, а между бровями появляется складка.

— Ты больше никогда не поднимешь на меня руку. Ты больше никогда не будешь на меня кричать. Если когда-нибудь почувствуешь необходимость, ты скажешь мне слово безопасности, я позабочусь о тебе, и мы продолжим, когда будем готовы. Ты поняла?

Я уже знаю, что больше никогда не захочу этого разговора. Она не скажет мне, кому слила информацию. Она унесет ее с собой в могилу. Пока она будет подчиняться с этого момента… Я смогу с этим жить.