Шрифт:
— Глеб с рождения с тобой, а меня ты знаешь месяц, — констатирует Леша факт. — Я тебе никто. И чувств ко мне ты испытывать не можешь.
Это провокация, но Максим не ведется на нее. Улыбается будто бы даже расслаблено:
— Это сложно объяснить, Леша. Но тебя я люблю так же, как и Глеба. Вы оба мои сыновья, вы оба важны для меня.
— Что тебе надо от меня сейчас? — детское сердце все-таки не выдерживает, и Лешкин голос начинает дрожать.
— Я хочу, чтобы ты разрешил мне быть рядом с тобой. Познакомиться ближе, узнать тебя.
Сын смотрит серьезно, прожигающе.
— А что насчет моей мамы? — спрашивает неожиданно.
Я и не думала, что сегодня речь зайдет об этом, и вообще, откровенно говоря, ожидала совершенно другой реакции. Криков, истерики, слез. И да, видно, что Леше тяжело, что, на самом деле, он держится еле-еле, но тем не менее рассудителен и серьезен.
Смотрю на Макса, даже не предполагая, что же он ответит.
Он тоже поворачивается ко мне и произносит, глядя в глаза:
— Твою маму я люблю. Любил тринадцать лет назад, и сейчас ничего не изменилось.
Замираю. Даже, кажется, сердце биться перестает. Что он сейчас сказал? Я не ослышалась?
Лешка смотрит на меня, будто даже не удивленный таким ответом, а после выдает:
— Ладно.
— Что? — поворачиваюсь к Леше, но тот пожимает плечами.
— Я сказал, ладно, мам, — повторяет так, будто не понимает, что я вовсе не ослышалась.
— Леша, если ты хочешь что-то спросить, я готов ответить честно на любой вопрос, — произносит Макс.
— У меня будет к тебе просьба, — поднимается на ноги.
— Я слушаю.
Леша подходит к шкафу, открывает створки, достает оттуда пакет и протягивает его Максиму:
— Не нужно меня покупать.
В пакете я вижу одежду, которую подарил ему Макс, и планшет.
— Я не собирался тебя покупать, Леш. Просто хотел сделать приятное.
Лешка смотрит на пакет в его руках.
— Забери, — поворачивается ко мне. — Мам, мы можем с тобой поговорить?
— Конечно, — киваю с готовностью. — Максим, я провожу тебя.
Никонов явно не хочет оставлять все так, но выбора у него нет.
— Я буду ждать встречи с тобой, Леш.
Сын ничего не отвечает, лишь отворачивается, а я выпроваживаю Максима:
— Поезжай к Глебу. Мне кажется, поддержка ему нужна гораздо больше, чем Леше.
— Уль… — замирает он в дверях, — Лешка в самом деле замечательный мальчик. Я и подумать не мог, что он так стойко воспринимает эти новости. И еще мне очень жаль, что меня не было в его жизни. Я потерял так много.
Мне нечего ответить, все и так понятно. Максим действительно потерял очень много.
— Я поеду. Надеюсь, с Глебом получится поговорить. Я очень хочу, чтобы они с Лешкой, как и прежде, были дружны.
Никак не комментирую, и Максим срывается ко второму своему сыну, а я возвращаюсь к Леше.
Он лежит на кровати и что-то печатает в телефоне. Сажусь ему в ноги:
— Я горжусь тобой, сынок.
— Я просто уже часа три перевариваю слова Глеба и успел немного успокоиться. — Леша откладывает телефон и смотрит в потолок. — Я говорил ему, что между вами что-то происходит. Вы смотрите друг на друга странно.
— Обычно, — пожимаю плечами.
— Глеб не верил, — продолжает Леша. — А я теперь понял все.
— Как ты вообще, Леш? — спрашиваю мягко.
— Нормально, — пожимает плечами. — Дядя Максим мне нравился, до того, как я узнал, что он мой отец. Так что лучше он, чем какой-нибудь мудак.
Равнодушие Леши цепляет, но каждый имеет право на разное проявление эмоций.
— Только я теперь не знаю, как общаться с ним и о чем говорить.
— Я буду рядом, Леш. Мы разберемся со всем вместе. Надо только, чтобы Глеб принял эту новость.
— Он бесится, да, — соглашается Леша. — Я-то знал, что где-то есть мой папа, а для него это шок.
— Может, оно даже к лучшему? Вы же были друзьями. А теперь выяснилось, что вы братья. Будет здорово, если вас это сблизит, — придумываю на ходу.
Леша смотрит на меня странно и выдает совсем как взрослый:
— Возможно, это, наоборот, все испортит.
— Почему?
— Потому что раньше нам было нечего делить.
— Потому что раньше нам было нечего делить.
Промики)
