Шрифт:
— С новыми инструментами и на том верстаке работать было одно удовольствие!
— Если останешься, будешь получать это удовольствие сколько хочешь раз на дню.
— Нет, Командир. Извини. Решил я уже всё…
— Очень жаль.
— И мне тоже. Но ничего — ещё свидимся.
— Ты помнишь, что не всё ещё доделал, на что договаривались?
— Да помню, помню я. Там ещё дня на три-четыре работы. Но потом — точно уйду.
Я душевно попрощался с сатиром — он покинет Замок, когда меня здесь уже не будет. Проследил, как мой пока ещё мой мастер-артефактор верхом на грифоне поднимается в воздух. Выглядело это крайне комично и немного опасно. Пару раз думал, что вот-вот свалится — но нет, обошлось.
После этого ничего уже не держало меня от того, чтобы скомандовать вылет… Но на карте появилась жёлтая точка. Там, где её быть никак не могло: ведь недаром же я настраивал охранный периметр вокруг!
Кровь закипела в венах, а сердце учащённо забилось. Неужели, опять по мою душу?
Повинуясь моей команде, «десантники» рассыпались в стороны, а вся крылатая братия поднялась в воздух. Я повернулся к пришельцу, уже наложив на себя защитное комплексное заклинание, по самому максимуму — с Антимагией.
— Кто ты? Что тебе здесь надо?
— Я — посланник от ковена Чародеев-чернокнижников, Аламар. Я пришёл говорить с тобой.
Глава 3
Когда Василиса увидела свою родную деревню, она не сдержала горестного всхлипа.
От всего того, что она знала с детства, от того привычного, среди чего росла, не осталось и следа. Свежесрубленные незнакомые избы перемежались с обгорелыми остовами и стоящими на пепелищах почерневшими от копоти печами, похожими на лишённые плоти скелеты. Поля были не засеяны, на лугу паслось всего несколько тощих коровёнок — всё, что осталось от когда-то большого стада, напрочь исчезли фруктовые сады. А местные жители вместо того, чтобы налаживать быт, занимались возведением частокола вокруг деревни.
Когда Василису узнали, многие бросились к ней — и узнать, как дела, и наперебой рассказывая свои истории, от каждой из которых волосы на голове шевелились. Сердце щемило от осознания количества павших жертвами демонов. Особенно ужасным было то, что больше всего пострадали женщины и дети — самые слабые и незащищённые…
Но, главное — отец выжил. Одно это не давало впасть в отчаяние, и дарило некий призрак эгоистичного спокойствия. Всё-таки, чужая беда — это чужая беда, и она воспринимается совсем не так остро, когда у самой всё хорошо.
— Поехали уже. Хватит болтать, — Эйрик, на лошади которого они приехали в деревню, не собирался ждать. Он был всё ещё очень груб и до сих пор злился.
В очередной возник не имеющий ответа вопрос — и как только он смог узнать обо всём? Неужто, действительно те двое рассказали?..
Вместо старого дома, того, в котором Василиса прожила значительную часть своей жизни, теперь стоял совершенно новый. Невооружённым взглядом было видно, что сделан он наспех и без души. Не было больше тех узнаваемых резных ставней и перил на крыльце, которые когда-то собственноручно сделал Всесвет. Некому оказалось восстановить и маленький уютный садик, которым всегда занималась она сама, единственная женщина в семье…
Не дожидаясь, пока лошадь остановится, прямо на ходу Василиса спрыгнула на землю и со всех ног побежала вперёд, оставив Эйрика позади. Распахнув дверь, девушка ураганом влетела внутрь. Рыдая, она бросилась на колени перед отцом, крепко обняла его и уткнувшись лицом в так знакомо пахнущую фуфайку.
Путята одной рукой прижал дочку к себе, а другой смахнул слезу. Демонстративно громкие шаги Эйрика, который попытался было ворваться в этот чарующий момент с какими-то своими делами, заставили возмущённо дёрнуться и показать ему жестом — мол, не мешай. Молодой варяг не понял, или не захотел понимать, и старосте пришлось приказать ему внезапно осипшим голосом:
— Выйди. Не видишь, не до тебя сейчас?
Эйрик всё-таки ушёл, хоть и явно нехотя. Отец с дочерью остались одни.
— Ну, родная, рассказывай… Как ты? Тяжело было?
— Очень тяжело!
— И мне тоже.
— Вот, тебя всё время вспоминала…
— И я тебя.
— Папа. У меня… Очень плохо всё. Я даже не знаю, что делать…
— Забудь. Теперь заживём. Всё прошло.
— Всё, да не всё…
Сбиваясь и то и дело срываясь на рыдания, Василиса поведала всё, что произошло с тех пор, как её похитили. Когда она замолкла, надолго повисла тишина, нарушаемая только скрипом зубов Путяты.
Наконец он выдохнул, и злобно процедил:
— Ну, Аламар. Ну, гад бессмертный. Добрался всё-таки…
— Папа! Он хороший!