Шрифт:
Многим, быть может, не удастся проследить автора до крайних первоисточников его построений. Его теория такова: не существует абсолютно женского или абсолютно мужского индивидуума. В каждом мужчине есть доля женщины, равно как и в каждой женщине — доля мужчины. Существуют бесчисленные ступени, в виде промежуточных форм, между мужчиной и женщиной.
«КАЖДЫЙ ИНДИВИДУУМ ОБЛАДАЕТ ПОСТОЛЬКУ ЖЕНСКИМ ЭЛЕМЕНТОМ, ПОСКОЛЬКУ У НЕГО НЕДОСТАЕТ МУЖСКОГО».
Итак, каждая женщина представляет смесь мужчины и женщины — элементов Мужчины и Женщины, соединенных в различной пропорции, например: Ж — 90 %, М — 10 %; Ж — 70 %, М — 30 %. Женщины, обладающие более чем 49 % мужского элемента, представляют редкое явление и требуют особого расследования.
«В сущности, в чистом виде не существует ни мужчины, ни женщины. Есть только мужской и женский элементы. Поэтому индивидуума А или Б не следует более называть мужчиной или женщиной, но определить их можно только по отношению частей М и Ж, которыми они обладают».
Автор, подобно Толстому («Крейцерова соната»), преисполненный пламенной ненависти ко всему эротическому в жизни как к врагу духа, приписывает разделение человеческого рода на мужчину и женщину уродливым, губящим жизнь причинам. Он видит великое будущее в нейтральном половом типе.
Тип мужчины представляет собой цель, достигнуть которой необходимо. Женщину как тип следует уничтожить. В минуту вожделения мужчина создал женщину. Он создавал и создает ее, пока он чувствует вожделение. «Женщина — грех мужчин». Но для того, чтобы женщина исчезла, мужчина должен стать целомудренным. Это суровое требование предъявляет Вейнингер к человеку, созданному по образу и подобию Божьему. Мужчина рисуется Вейнингеру как безотносительное «нечто», этому образу в виде контраста противополагается абсолютное «ничто» — женщина.
«Женщина — жрица полового чувства, — говорит Вейнингер, резко разграничивая половое чувство от любви. — Мужчина нужен женщине или как орудие наслаждения, или как средство для обладания ребенком, и она хочет, чтобы он пользовался ею, как орудием, как предметом. Женщина хочет, чтобы он обращался с ней, как со своей собственностью, хочет, чтобы он по своему желанию пересоздавал ее».
«Но никто не имеет права позволять пользоваться собой, как средством к определенной цели, — говорит Вейнингер, — и если женщина и стремится к этому, и исключительно к этому, то это нисколько не изменяет сущности. Долг мужчины — противостоять этому желанию женщины».
Когда мужчина станет целомудренным, женщина исчезнет с лица земли и земля примет другой вид; и это должно стать — по мнению автора — великой целью. В своем заключении по этому поводу он пишет:
Еще Августу приходилось выслушивать в ответ на требования целомудрия, предъявленные им, что в случае выполнения этих требований род людской в течение непродолжительного времени исчезнет с лица земли. В этом опасении заключается не только абсолютное отсутствие веры в индивидуальное бессмертие и в вечную жизнь нравственной индивидуальности; это не только бесспорно антирелигиозно, это доказывает также всю суетность, всю неспособность человека существовать вне стада. Кто так рассуждает, не может себе представить земной шар без копошащегося на нем рода людского, ему не столько страшна смерть, как одиночество. Если бы бессмертная нравственная личность была в нем достаточно сильна, у него хватило бы мужества взглянуть прямо в глаза этой неизбежности; он не страшился бы физической смерти и не искал бы для своей недостаточной веры в вечную жизнь жалкого суррогата ввиду уверенности в дальнейшем существовании человеческого рода. Отрицание полового влечения убивает лишь тело человека во имя того, чтобы дать духовной стороне его полное развитие. И поэтому забота о продлении рода не может являться чьей бы то ни было нравственной обязанностью — как это часто утверждают. Всякая плодовитость отвратительна и ни один искренний человек не чувствует обязанности заботиться о длительности существования человеческого рода. А то, что не чувствуется долгом, не есть долг.
Автор находит, наоборот, антиморальным произвести человека на свет без согласия.
Но если хорошенько рассмотреть положение вещей, чего достигли бы в лучшем случае Вейнингер и Толстой своими теориями? Часть наилучших и благороднейших людей примкнула бы к этому учению, маленькая фанатическая община пошла бы за ними, чтобы повиноваться великому закону отрицания тела. Но массы наименее развитые и низы продолжали бы множиться, как и до сих пор, обращая на новую мораль и религию так же мало внимания, как и на прежние. Результатом явилось бы только вымирание самых благородных элементов человечества. Еще с большей уверенностью можно предположить, что эта новая религия подверглась бы такой же участи, как некогда «Божественное учение» индийского императора и основателя религии Акроба — учение, которое погибло вместе со своим основателем и своими первыми благородными последователями.
С этой точки зрения ни Толстой, ни Вейнингер не взглянули еще на свои теории. Но Толстой открыто говорит в своем послесловии к «Крейцеровой сонате», что высокая цель, поставленная им человечеству, недостижима. Он пишет:
«Как страннику, осведомляющемуся о пути, который ему нужно пройти, можно помочь двояким образом, так существует также два моральных способа указать на правильный путь человеку, ищущему истину.
При первом способе внимание обращается на определенные предметы по пути, при другом — направление дороги определяется компасом, который каждый человек носит в себе, компас, указывающий всякое, даже самое незначительное, отступление, всегда показывая одно и то же направление».
Первый из этих двух способов руководства нравственности состоит, по мнению Толстого, во внешних правилах и расписаниях, которые заключает в себе каждая из религий. Другой способ состоит в том, чтобы показать человеку идеал, недостижимый для него, и дать ему сознание беспрерывного постоянного стремления. Ему указан идеал, «наполняющий его лишь одной мыслью, что он еще далеко от достижения его».
Но так как Вейнингер — еще более строгий моралист, чем даже Кант, он идет дальше Толстого и в своих теориях о женщине оставляет далеко позади Ницше и Стриндберга.