Я знаю только, что если это ложь — она все же прекрасна, и мы, женщины, не можем жить без нее: это поэзия нашей жизни. И нам жаль мужчин, которые не нуждаются в ней.

Все реже и реже вспыхивала влюбленность в душе моего мужа. О, как все это было мне знакомо! После продолжительной товарищеской жизни — его глаза вдруг снова начали искать меня. Он замечал, как я одета, брал меня за руку, когда я проходила мимо него, и я замечала, что он чувствует мое присутствие. В другое время я могла сидеть рядом с ним, вставать, уходить, возвращаться и снова садиться, и он не замечал ничего. Теперь взгляд его становился снова теплым, я знала, что он будет целовать меня и что мы снова станем близки, станем мужем и женой. Но на другой день наши взгляды делались снова равнодушны и холодны, и внебрачные периоды становились все продолжительнее. Я все больше чувствовала себя матерью и другом. Но каждый раз, когда ищущий взгляд встречал его холодные взоры и моя ищущая рука принуждена была довольствоваться коротким, рассеянным рукопожатием, я как будто испытывала глубокое оскорбление. Иногда нам случалось часами сидеть в одной и той же комнате, наедине или при других, и глаза его ни разу не искали моих глаз. Тогда я ломала руки от горького осознания скудности жизни. Мое оскорбленное самолюбие внушало мне злые мысли, я чувствовала вражду против него и что-то во мне кричало о мести.

Быть может, действительно, «мужчина во всякой любви любит только себя». Я ведь знала, что он не любит другую женщину, что он не хочет оскорблять меня. Но он не думал обо мне, он видел меня только в те моменты, когда в нем снова просыпались его эротические чувства. Тогда он находил меня прекрасной. Тогда только я занимала место…

«Кто говорит, что он любит женщину, которая вызывает в нем желание, — тот лжет или он никогда не знал, что такое любовь. Так различны любовь и влечение пола. Поэтому кажется лицемерием, когда говорят о любви в браке». О, этот ужасный Вейнингер! Но это неправда, это больная мысль! Я должна обрести эту уверенность, иначе «самый ничтожный мужчина стоит несравненно выше, чем самая возвышенная из женщин». Ведь мы всегда полны желания — значит, мы не любим. Если так — в нас всегда говорит животное, и в мужчине также.

И все же меня часто положительно оскорбляет полное отсутствие ласк мужа или же ласк, которые неминуемо заканчиваются полным физическим слиянием. Я не могу отказаться от мира ласк, находящихся между этими полюсами, хотя и самое интимное мне кажется также прекрасным и возвышенным. Это сложно, но все же это так. Часто чувство душевной теплоты, искренней глубокой гармонии, следующее вслед за интимной близостью, наполняло меня, заслоняя все остальное.

И, быть может, поэтому я думала, что и в самые интимные минуты в женщине больше любви, чем полового влечения.

Как-то раз в одну из таких минут я сказала своему мужу, что испытываю чувство чего-то торжественного, религиозного. Я спросила его, бывает ли такое чувство у мужчин. «Нет, — возразил он, — я думаю, что в этом случае в вас, женщинах, больше души, а в нас — тела». Оно так и было. Но я ведь женщина, не лишенная эротического чувства. Кто прав? Мой муж или Вейнингер? Каждая нормальная, неразвращенная женщина почувствует глубокое отвращение к близости безразличного мужчины. Это должен быть «он», «единственный». Мужчины как будто иначе относятся к этому.

Но разве в таком случае женский эротизм не более чист?

Впрочем, где грань, отделяющая в любви тело от души?

По моему мнению, это одно целое и одно не следует отделять от другого. Если я люблю, то есть если я чувствую по отношению к мужчине, что он заполняет всю мою жизнь, что мои мысли, моя воля принадлежат ему, то мое глубокое убеждение — что и тело и душа моя составляют одно целое существо, стремящееся к другому, столь же целостному, существу.

Я часто слышала рассуждения женщин о том, что они не могут выйти замуж за того или иного из мужчин, потому что им нравится только его душа, а физически он не привлекает их — или наоборот. Но тогда они не любили. При настоящей любви забывают анализы и расчеты, все кажется милым в любимом человеке. Все сливается в одно, и все становится прекрасным.

И он представляет только для меня единственно необходимое — мою жизнь.

В чем состоит эта власть, перед которой все преклоняются, сила, перед которой люди трепещут, как тростник, — я не знаю этого. Знаю только, что страшна и чудесна эта сила, что она достаточно сильна, чтобы весь мир превратить в райский сад!

Постепенно со мной совершалась большая метаморфоза. Пассивность моего мужа все более и более принимала характер равнодушия. В особенности игнорировал он детей, и это больно кололо мое сердце.

Он не замечал малышей, нежных и милых, которые так любили его и смотрели на него, как на высшее существо!

Я не могла простить ему холодность по отношению к ним. Она глубоко оскорбляла меня. Горечь в моей душе увеличивалась, и я стала холодна. Многие мелочи прибавились еще к этому главному — и пламя в моем сердце погасло. Я пролила так много слез, я так страдала, но теперь я стала спокойнее, и словно какое-то избавление снизошло на меня.

Настроение мое стало ровнее, я не терзала более своего честного друга слезами и вздохами (ах, почему любовь приносит с собой столько слез!). Я шутила с ним о том, что мы «старики», и не мешала ему зарываться в его книгах. И он почувствовал себя от этого свободнее и лучше. Детей я по возможности от него устраняла и удвоила мою собственную заботу и нежность к ним.

Но время от времени в нем просыпалась все же еще влюбленность, и тогда случалось нечто ужасное — скромные приближения моего мужа казались мне насилием, и что-то кричало во мне: «Боже мой, это и есть брак?»

Моя стыдливость страдала, все было уродливо и отвратительно. Потому что, если интимная близость не кажется ясным и радостным праздником — она отвратительна!

Но иногда случалось, что его нежность снова воскрешала на короткое время мою прежнюю любовь. Так доверчиво и беззаботно приходил он ко мне, с такой нежностью и признательностью уходил он снова. По своему собственному опыту знаю я всю недоказанность утверждений Вейнингера, будто «женщина после физической близости чувствует себя настолько же презираемой, насколько боготворимой чувствовала себя до этого». Это один из «недоказанных взглядов» в странной книге Вейнингера. Если бы это было правдой — было бы слишком тяжело быть женщиной.