— Рассказывай! Он хоть симпатичный? — не унималась Фиона.

Я продолжала сверлить мужчину взглядом, пока тот, наконец, не поднял глаза, раздраженно скривился, а потом заметил беременную женщину рядом со мной. И осознал, что на него смотрят осуждающие пассажиры. Он спрятал телефон в карман и, наконец, сжал колени, а я усадила Фиону рядом с ним.

— Как он выглядит? Как его зовут?

— Айван, — ответила я, держась за поручень над ней. — И мы просто ужинали вместе… все выходные.

Она замахала руками перед лицом, будто отмахиваясь от слез.

— Боже мой! Моя маленькая Клементина наконец-то взрослеет! Ты, может, даже влюбишься!

Я не хотела об этом думать.

— Так, хватит.

— А вдруг вы поженитесь? Вдруг он твоя судьба? — Она ахнула, подалась вперед. — Как у него фамилия?

— Он… — Я замерла.

Поезд дернулся вперед, а я вдруг поняла, что не знаю его фамилии.

— Эм…

Фиона уставилась на меня.

— Ты серьезно? Провела с ним все выходные и даже не узнала его фамилию?

Парень рядом самодовольно ухмыльнулся, и я снова злобно на него посмотрела.

— Сегодня вечером узнаю. О, это твоя остановка, — быстро добавила я.

Фиона явно собиралась пропустить прием, чтобы продолжить допрос, но потом передумала, схватила сумочку и встала.

— Завтра расскажешь мне все. Включая фамилию, — торжественно заявила она.

Я ничего не пообещала и не стала спорить. Она вышла на платформу, показала на меня пальцем и молча, но отчетливо произнесла: «Я серьезно», когда поезд тронулся.

Я махнула ей в ответ, зная, что избежать этого разговора не удастся, и направилась к освободившемуся месту, но парень уже снова занял его, раскинув ноги. Я нахмурилась, развернулась и пошла к двери, дожидаясь своей остановки на Восемьдесят шестой улице.

Я не могла поверить, что не узнала его фамилию.

Еще несколько дней назад, если бы мне сказали, что я встречу симпатичного незнакомца в квартире тети, который так быстро перестанет быть чужим… Я бы ни за что не поверила.

Но сейчас я думала о том, что он приготовит на ужин. Получил ли он работу в ресторане. Как прошел его день.

Может, я проведу это лето в квартире, изучая родимое пятно у него на ключице и шрамы на пальцах, оставленные слишком острыми ножами.

И, может быть, к концу лета я смогу рассказать ему свою тайну. Что я действительно жила в будущем.

И, может быть, он мне поверит.

Или, что еще хуже, я все-таки рассказала ему, а он мне не поверил. И, может быть, именно поэтому он так и не стал меня искать. Потому что я не могла просто проигнорировать эти семь лет между нами, семь лет с тех пор, как он меня встретил, и то, где я находилась теперь.

Он так и не пришел за мной.

По крайней мере, насколько я могла вспомнить.

Поезд подъехал к моей станции, и я вышла из метро, направляясь к Монро. За стойкой снова сидел Эрл, почти дочитавший роман Джеймса Паттерсона, который начал утром. Он, как всегда, приветливо мне улыбнулся, и я прошла к лифту, поднялась на четвертый этаж.

Айван выглядел так, будто у него была какая-то необычная фамилия, возможно, уэльская? Ведь Айван был из Уэльса. Или это было семейное имя? А фамилия, наоборот, скучная, чтобы уравновесить необычное имя?

Я вытащила ключи из сумки, стараясь сдержать волнение.

Открыла дверь в B4 и быстро вошла.

— Как насчет фетучини по рецепту моей тети сегодня вечером? — крикнула я в квартиру, сбрасывая туфли у входа.

Я сделала несколько шагов вперед — и застыла.

В квартире было темно и тихо. Тишина, от которой у меня болезненно сжалось сердце. Та, которую я слишком хорошо знала в этих стенах.

— Айван? — позвала я, и в груди начало подниматься тревожное беспокойство.

Потому что это была та самая тишина, которая поселилась здесь после смерти тёти.

Безжизненная, пустая, такая, в которой невозможно находиться, от которой хочется сбежать как можно дальше. Та самая, которая сидела рядом со мной, пока я распаковывала коробки. Которая наблюдала, как я убираю ее вещи в шкаф.

Я сделала еще шаг. Потом еще один.

— …Айван?

Теперь мой голос звучал тише. Почти исчезал, поглощенный паникой.

Эта тишина была настолько оглушающей, что кричала.

Я свернула на кухню. Свет не горел. Все было чисто. Открытая коробка с посудой из моей старой квартиры стояла рядом с раковиной, наполовину разобранная. На сушилке высыхали кружки, так и не занятые в шкафах. Подставка для салфеток в виде павлина была пуста.