И ты никогда меня не забудешь.

Я пересекла кухню, взяла его лицо в ладони, наблюдая, как его глаза расширяются от удивления — о, это прекрасное, широко распахнутое удивление — и поцеловала его. Грубо, жадно, желая навсегда запомнить его вкус, выгравировать его в сером веществе своего мозга. Я хотела этого весь вечер. Хотела запустить пальцы в его рыжие кудри, держаться за них крепко. Прижаться к нему так сильно, чтобы почувствовать его каждой клеточкой.

Он на вкус был, как бурбон, а его щетина царапала мою кожу.

— Почему такая голодная, Лимон? — спросил он, прерывая поцелуй, переводя дыхание. В его голосе звучала едва уловимая боль, будто он подозревал, что за этим стоит что-то еще. Будто не верил, что я действительно хочу быть здесь, целовать его.

— А ты разве нет? — спросила я.

И, кажется, этого ответа ему хватило. Потому что да, он был. Конечно, был. Я это знала. Как он смотрел на меня весь вечер, изучал, будто хотел запомнить меня до последней черты, будто думал, что больше никогда не увидит. Я знала этот взгляд. Так мама смотрела на отца. Так моя тетя смотрела на далекое воспоминание, что застряло у нее во рту, как кислый леденец.

Я слишком хорошо знала этот взгляд.

С того самого момента, как он поднял голову со стола, когда я вошла. С того самого момента, как позвал меня Лимон с этой надеждой и недоверием в голосе.

Он потянулся, запустил пальцы в мои волосы и притянул меня к себе для нового поцелуя. Медленного, чувственного. Его ладони ласково обхватили мое лицо, а его губы шептали тихие подтверждения на мои. Я чувствовала, как его язык скользнул по моей нижней губе, и подалась вперед, ощущая внутри целую вспышку шипучих конфет.

Он пах так хорошо — свободой, мылом, собой — что от этого хотелось еще больше.

— Ты всегда появляешься, когда мне нужна компания, — пробормотал он.

— Компания? Или я?

Он чуть отстранился, поднял на меня свои прекрасные, бурные, как грозовое небо перед первым осенним снегом, глаза.

— Ты, наверное, — ответил он мягко, уверенно.

И эти слова растопили стену, что я выстроила вокруг себя. Я снова поцеловала его, чтобы сохранить вкус его слов на своих губах.

Его ладони нежно скользнули по моему лицу, затем вниз, к моей блузке, медленно расстегивая пуговицы его ловкими, длинными пальцами. Его губы оставили мой рот, переместились к шее. Я издала звук, больше похожий на рычание, чем на что-то соблазнительное, когда он провел зубами по линии моего горла к плечу.

Он развернул нас, прижав меня к столу, и усадил на него, отодвинув бутылку бурбона в сторону. Его язык скользнул по моей ключице, а затем его зубы впились в кожу.

Меня окатило волной мурашек, и я резко вдохнула.

— Слишком? — спросил он, глядя на меня из-под длинных ресниц, в его взгляде плескалось пьяное от меня удовольствие.

Нет, наоборот.

— Еще, — прошептала я, чувствуя, как щеки заливает жар.

— Обожаю, как ты краснеешь, — пробормотал он, целуя ложбинку между моими грудями, расстегивая оставшиеся пуговицы. — Это сводит меня с ума.

Я никогда не задумывалась, как выгляжу, когда краснею.

— Расскажи.

— Это прекрасный оттенок, — начал он, горячее дыхание касалось моей кожи, пока он укладывал меня на стол, упираясь коленом в его край, с руками по обе стороны от меня. — Он начинается вот здесь, — поцеловал чуть ниже ключиц. — И поднимается, — поцелуй в основание шеи. — И выше, — еще один, сбоку. — И выше, — еще один, на краю моей челюсти. — На правой щеке. — И сводит меня с ума, потому что я знаю — это моя заслуга.

Я почувствовала, как кожа вспыхнула от — в общем-то, совершенно верного — предположения, а сердце бешено забилось в груди. Медленная улыбка скользнула по его чересчур кривым губам.

— Как сейчас, — промурлыкал он и поцеловал мои раскрасневшиеся щеки.

То, как он обращался со мной, было таким бережным, таким честным, что это было, если говорить откровенно, чертовски эротично.

Меня уже пытались очаровать раньше, конечно. Нельзя колесить по миру и не влюбиться хотя бы раз в красивого мужчину в Риме, в болтливого путешественника в Австралии, в шотландца с низким, рычащим голосом, в поэта в Испании. Но это было… другим.

Каждое прикосновение, каждый легкий скользящий по коже жест имел вес. Значение.

Будто я не просто девушка, которую целуют, а потом с теплотой вспоминают спустя десять лет. А та, кого будут целовать и через десять.

Через двадцать.

Но, конечно, этого не случилось. Не могло случиться. Я уже знала, чем всё это закончится.

Он поцеловал залом между моих бровей.

— О чем ты думаешь, Лимон?

Мои пальцы скользнули вниз по его груди и нырнули под футболку.

Я думала, что хочу вытащить себя из собственной головы. Хочу просто наслаждаться им, здесь и сейчас.