Его губы были так близко. А теперь и в его глазах заблестели эмоции.

Я люблю тебя.

Я хотела сказать это. Мне нужно было сказать это.

Но в этот момент в коридоре раздался голос Бракса:

— Эй, Трэв, подожди!

Хью неохотно поднялся на ноги, опуская меня перед собой, как раз когда за дверью снова раздался голос Бракса:

— Ты уверен, что они здесь?

— Какого хрена ты орёшь? — раздался голос Трэвиса.

Хью отошёл к другой стороне стола, а я снова села в кресло. Бракс предупреждал нас, что мой брат идёт сюда. Он точно знал, что между нами что-то было. Но теперь разве это имело значение?

Я уезжала. И он позволял мне уйти.

— Открыто! — крикнул Хью, когда мы услышали шаги за дверью.

Дверь распахнулась, Трэвис всё ещё смеялся над чем-то, что сказал ему Бракс, но затем посмотрел на меня.

— Нам пора. Шей хочет мороженого, и нам ещё нужно забрать твои вещи.

— Да, конечно. — Я поднялась на ноги.

Хью взял с письмо с рабочего стола и протянул его мне.

— Вот твой последний чек. Спасибо за всё, что ты сделала для меня этим летом, Снежка.

— Это было лучшее лето в моей жизни.

Я хотела, чтобы он знал, что это всё благодаря ему.

Но я не могла сказать это.

Не сейчас. Не здесь.

Я взяла конверт, и в тот же миг он обошёл стол и заключил меня в объятия.

— Мы все будем скучать по тебе, — сказал он, а затем наклонился к моему уху и прошептал: — До чёрта сильно.

Мой брат и Бракс уже вышли, но я замотала головой, отчаянно, бешено, шёпотом бросая:

— Прости. Я не хотела прощаться вот так.

— Всё нормально. Проведи это время со своей семьёй, хорошо?

Он наклонился и жёстко поцеловал меня, а затем так же резко отстранился.

Это было окончательно.

Это было прощание.

И моё сердце разлетелось на миллион осколков.

27 Хью

Прошло шесть дней с тех пор, как Лайла Джеймс уехала из Коттонвуд-Коув. Последнюю ночь она провела с отцом, братом и Шей. Кейдж каким-то образом узнал, что она уехала, и вместе с Финном пришёл с бутылкой текилы — в типичном стиле братьев Рейнольдс. Я напился в попытке заглушить тоску. Или, по крайней мере, пытался.

Следующие несколько дней я провёл в мрачном настроении, каждые пять минут проверяя телефон в надежде на её сообщение или звонок. Мы обменялись парой сообщений — она написала, что добралась нормально. Я ответил, что собрал её оставленные вещи и отправил по почте, потому что мы оба знали: Трэвис будет тянуть с этим неделями, если не месяцами.

У меня внутри зияла огромная пустота, и раньше я никогда не испытывал ничего подобного. А дождь, который не прекращался с момента её отъезда, только усиливал это чувство. Всё вокруг было серым и унылым — точно как я.

Я направлялся в комнату принять душ после тренировки и по пути прошёл мимо пристройки.

Её пристройки.

Чёрт, она ведь каждую ночь спала в моей постели, так что эта комната не казалась её больше, чем любая другая в доме. Да и вообще, каждый уголок этого дома был связан с Лайлой. Я рухнул на кровать и огляделся. Взгляд упал на тумбочку — там лежали серьги, которые я, похоже, не заметил, когда собирал её вещи. Я взял их в руку, разглядывая маленькие розовые камешки, и потянулся за телефоном.

Привет. Как ты?

Наши сообщения после её отъезда были неловкими. Отстранёнными. Совсем не такими, как когда она была здесь. Потому что тогда мы были вместе. Мы так и не попрощались как следует — всё произошло слишком быстро. В тот день, когда Трэвис огорошил меня новостью о её отъезде, я как раз разговаривал с Браксом в баре.

Я попросил его проверить показатели Рейнольдсо, Гэррити и Бургеры и Пиво для меня. Просто хотел понять, есть ли у меня шанс выйти из всего этого, если я решу всё бросить и последовать за ней в Чикаго.

Но прежде чем я успел хоть что-то предпринять, её уже не было.

Снежка

Дела. Много работы. Дни длинные. Немного выматывает.

Прежде чем я успел ответить, телефон снова завибрировал.

Снежка

Я скучаю по тебе, Медведь.

Я тоже скучаю. У тебя всё в порядке?

Снежка

Конечно.

Мне не понравилось, как это прозвучало. Точно так же, как я себя чувствовал.