— Да. Я зайду попозже, чтобы закончить кое-какие бумаги. Сначала встречаюсь с братом на кофе, а потом обедаю с девочками, — сказала я, развернувшись к нему, когда он смыл шампунь с моих волос.

Я потянулась за мылом, вспенила его в руках и провела ладонями по его груди, опускаясь ниже.

Под моими пальцами его мышцы напряглись, а когда я скользнула к глубокому V, ведущему вниз по дорожке тёмных волос, он шумно вдохнул.

Он тут же напрягся от моего прикосновения, и я обожала, что могла воздействовать на него так же сильно, как он на меня.

Вода стекала по его безупречному телу, и он выглядел как воплощение женской мечты.

Я обхватила пальцами его напряжённый член, медленно двигаясь вверх и вниз, пока его глаза не закрылись.

Не говоря ни слова, я опустилась на колени.

С Хью я не испытывала неуверенности.

Он всегда поощрял меня брать то, что я хочу, и не бояться использовать свой голос.

Или, как оказалось, свой рот.

Он застонал, когда мои губы сомкнулись вокруг него.

Начинать день под душем с Хью Рейнольдсом было моим любимым пунктом в списке Снежного дня.

?

Мне нравилось, насколько уютным был центр Коттонвуд-Коув. Я шла пешком, хотя Хью и вернул мне машину. По сути, он оплатил первый взнос за реабилитацию моего отца, привёл мою машину в порядок, и я до сих пор не могла поверить, что он это сделал.

Вдоль всей Главной улицы тянулись красные кирпичные здания. Здесь было полно маленьких бутиков, почта, библиотека и несколько ресторанов, включая Рейнольдс где я работала. На каждом углу стояли фонари, а подвесные корзины были всегда заполнены сезонными цветами.

Я с нетерпением ждала встречи с Трэвисом — с момента возвращения домой мы почти не виделись. Это не стало для меня сюрпризом, но, кажется, он чувствовал себя виноватым из-за этого. Он был трудоголиком, только что женился и готовился стать отцом. У него и так было полно забот. Я всё понимала и не обижалась.

Я открыла дверь милого кафе Cup of Cove, которое появилось ещё, когда я училась в старшей школе. Это было небольшое, уютное заведение, где продавали кофе, чай, пончики и снова кофе. И, что самое главное, никто не собирался устраивать мне допрос о моей личной жизни. А ведь я всерьёз боялась наткнуться на миссис Ранитер — казалось, эта женщина сразу бы поняла, что со мной что-то происходит.

Как только я открыла дверь, меня окутал аромат корицы.

Стены были выкрашены в нежно-розовый цвет, пол — из выбеленных широких деревянных досок, а над головой висели три винтажные люстры из дерева.

Я вошла внутрь и сразу заметила брата, сидящего в глубине зала на розовом бархатном диванчике.

Он выглядел здесь совершенно не к месту в своих рабочих ботинках, бейсболке и с вечной хмурой гримасой.

Но когда он увидел меня, уголки его губ слегка приподнялись, и у меня сжалось сердце.

Трэвис Джеймс был самым заботливым и преданным братом на свете.

Я всегда знала, что есть хотя бы один человек, который любит меня безоговорочно, — это был он.

Но он также был упрямым и чересчур консервативным, и, как бы сильно я его ни любила, я не собиралась просто следовать за ним во всём, лишь бы сохранить мир.

Времена изменились.

Я выросла.

— Я заказал тебе чай латте с миндальным молоком, — сказал он, поднимаясь на ноги и обнимая меня.

— Спасибо. — Я села на диванчик напротив него. — Как себя чувствует Шей? Она говорила, что по утрам её сильно тошнит.

— Да, тяжеловато. И она вечно пилит меня, что я слишком много работаю. — Он усмехнулся. — Прости, что почти не уделял тебе времени. Но вот что я скажу — вчера, когда мы с Шей были на ужине, я видел этого мелкого засранца Клайна, который висел на Даниэль. Видимо, быстро оправился.

Я закатила глаза.

— Да. Между нами никогда не было ничего, кроме дружбы. Он хороший парень. Мы друзья.

Он кивнул.

— Как прошла свадьба? Хью говорил, что вы хорошо провели время. Я рад, что он присматривает за тобой.

— Мне не нужен надзиратель, Трэвис. Когда ты уже это усвоишь?

Он подался вперёд и поставил свою кружку на стол.

— Мне не нравится, что ты снова в это втягиваешься с отцом, Лайла. Именно поэтому я не хотел, чтобы ты возвращалась. Ты идёшь в тупик. И вообще, кто за всё это платит?

Я тяжело вздохнула. Он был как пёс, вцепившийся в кость — если уж начал что-то доказывать, не отступит.

— Папа уже две недели в программе, и у него всё хорошо. Почему ты не можешь хотя бы допустить мысль, что он способен измениться? Он наша единственная семья, Трэв.