– Я Джагзуу, мастер стекла, - сказала она, пряча клыки при ухмылке. – Ты, значит, воин-колдунья? Для твоего народа кровяных камней у нас нет. Даже для Детей Пламени есть – но ты не из них. У них не растут гривы. А твоя длинная, яркая, как у Сэта. Но Сэта лечатся, превращаясь в огонь. Ты ведь так не можешь?

– Не-а, - отозвалась Джейн. Мозг уже распух от множества имён и названий. Кажется, ей тоже успели дать новое имя – «Джегуу». «Если они могут сказать «Урджен», почему я не «Джен», и что такое «гуу»? И… что там был за разговор о сам… женщинах, которые назначили каких-то вождей сарматам? Откуда у сарматов женщины?!»

…У Джагулов женщины были – и, похоже, только их и допускали к… медицине – если это можно было так назвать. Деваться Джейн было некуда, и она старалась не жмуриться, глядя, как гуманоидная гиена сосредоточенно жуёт листья, мох, сушёные грибы и ещё что-то неопознаваемое, а потом всё это прямо языком намазывает на разодранную ногу. В пасть набили целую пригоршню – «лекарства» хватило и на царапины на руках и лице. «Если что – заражение пойдёт со всех сторон сразу… ну, теперь я могу сама себя добить,» - думала Джейн с кривой ухмылкой, глядя, как крупные шматки снадобья приматывают сверху слегка пожёванным листом. Вокруг ранок кожу словно подморозило, зато сами они жглись и зудели. Вроде бы зуд мог быть знаком процесса заживления… но не с такой же скоростью!

– Повезло, и голова, и кости, и то, что внутри, - всё цело, - невнятно проговорила «врач», прополоскав рот – видно, и у неё язык и челюсти занемели, как кожа вокруг ранок. – Вставай!

Джейн сделала пару неуверенных шагов. Хуже не стало – вот и всё, что она могла сказать. Она отхлебнула из фляжки с отваром курруи, - Джагулы отшатнулись, прикрывая носы.

– Снадобье карликов! Ладно, лишь бы не во вред. Идём, еда готова!

…Ни стульев, ни скамеек, - набросанные на «пол» (или «палубу», раз уж речь о живом, но транспорте?..) истрёпанные шкуры, если повезло – в два слоя… или край можно подвернуть. Джагулы сидели, чуть откинувшись назад и скрестив босые ноги. Джейн отметила, что безволосые участки ступней – чёрные, а не красные или фиолетовые… похоже, и шерсть, и руки, и «лицо» тут красили, не жалея пигментов, и эти пигменты между покраской не смывались и не стирались. «Может, как моются, так и краску наносят вместе с мылом?» - думала девушка, вгрызаясь в кусок чего-то очень жилистого и костлявого. «Гиены» вокруг – как и полагалось «гиенам» - перемалывали куски целиком, с костями, - только треск стоял. «Или очень стойкий пигмент, или моются часто… или, наоборот, редко – потому и не смывается!»

– Все они видели мой луч, - доносилось из соседней «залы» - длинного обеденного «отсека»; дети, женщины и мужчины ели по отдельности, и Хассинельг ожидаемо попал к самцам – Джейн его даже не видела. – Все, у кого есть глаза, - все прочли мой рассказ. И теперь – я видел десятки разумных ответов. Даже Гор отозвался – он перехватит караван из Тогота, развернёт от Холма Мены. Ни один Скогн в день Земли не должен попасть в ловушку!

– И мы послали эшку-тэй к чёрным племенам, - прорычал кто-то из вождей. – Тем, кто с жёлтыми не знается. Жёлтые ходят под Кьюссами – явно уже в плену. А вот чёрные… может, наши эшку-тэй вернутся живыми.

Джейн вспомнила убитую «динокариду» в Омтурру, потом – гиганта, взрывающегося изнутри у небесной лаборатории. «Много животных гибнет из-за чужой дури. Повезло ещё, что наши успели попрятаться… Хорошо бы, эшку-тэй вернулись!»

В задумчивости она разгрызла тонкий отросток чьей-то кости – и сплюнула осколки вместе с кровью, - что-то из них расцарапало десну. «Гиена», сидящая напротив, рявкнула на соседку.

– Джагзуу! Не видишь – у Джегуу ни челюстей, ни зубов! Что за еду ты ей дала?!

– Урррх, - отозвалась Джагулка, посмотрев на костяк в руках Джейн. – Верно. Жди, Джегуу. Принесу то, что ты разжуёшь. Как вы живёте с плоским лицом и такими зубёшками?!

Самка нырнула под соседний навес и вернулась с чашкой-конусом. Внутри было что-то, нарезанное крупными кусками и так проваренное, что мелкие кости размягчились, - Джейн, радостно взявшись за ложку, ощутила на языке пористую жестковатую полоску, потом ещё одну, вторую, десяток, - но это можно было жевать, не отрастив гиеньи челюсти. Еда была пресновата – видно, такой тут кормили детей – но черпак соуса исправил дело. «А ничего! Куда как лучше походной каши… О, тут что, колбаса накрошена? Они и колбасу умеют делать?!»

– Да, вот так всю жизнь – ни челюстей, ни зубов, - вполголоса рассказывала Джагзуу; на Джейн косились с нескрываемым сочувствием. – Детей Пламени не видела, что ли?! Они пьют свою жижу. А этот народ… делает жижу из всего, что ест, наверное. Из чего себе кости растят? А вожди Дома Пламени из чего растили? Скажешь, они хиляки?!

Она резко придвинулась к другой «гиене», показывая клыки. Та хрипло рявкнула.

– Вот уже не спроси!

…В длинном углублении у «переборки» Джейн могла развернуть спальный кокон и вытянуться во весь рост. Хассинельгу пришлось сворачиваться клубком в «гнезде» из шкур и войлока – их тут сваливали в «спальную яму», у кого сколько было, и как-то ими обкладывались или заматывались – «кроватей» Джейн, пока шла к выделенной «спальне», видела много, спящих Джагулов – ни одного. Живой «дом» не унимался – кто-то носился по коридорам, неподалёку самка ругала охотника за попорченную шкуру добычи, кто-то хрустел костями – доедал ужин, отовсюду неслись обрывки голосов – про удачную охоту, про небесную ракушку, так и висящую над долиной, про Кьюссов (сунутся ночью, как у них заведено, или не посмеют?), про дозор и оружие, нацеленное в небо… Джагулам легко было не спать ночью – они не возились ни с факелами, ни со свечами, все «отсеки» освещали узоры на стенах – и они не гасли с тех пор, как их нанесли, а наносили их, куда только могли.

– Племя Хеллуг первым пришло под руку сарматов, - вздохнул Хассинельг, зарываясь в «гнездо». – С тех пор у них всего в избытке. Хорошей церы, оружия и брони… Дим-мин и Вепуат даже научили их делать стекло. Повезло всё-таки, что они так вовремя поехали в Уру-Джагзур и там задержались. Теперь у нас могучие союзники.

Джейн промычала что-то невнятное. То ли она переела, то ли Джагульские лекарства человеку были не впрок, - ближе к ночи её начало мутить, а в глазах поплыли «мушки». «Лягу спать, может, переварится? Врачей тут всё равно нет…» - она покосилась на «ночной горшок» - точнее, целое ведро, вставленное в углубление «палубы». Ведро было сшито из кожи, натянутой на кости-распорки, и прихлопнуто крышкой – и «вмонтировано» с подветренной стороны и «за углом», - нюх у Джагулов был, возможно, острее человеческого, знали они биологию или нет – вонь явно не любили.