— Нет, — быстро отвечаю я.

— Тогда почему же ты медлишь?

— Пожалуйста, скажи мне, что Алехандро или его племяннице не причинят вреда. Она же всего лишь ребенок. — Я знаю, что танцую с опасностью, произнося эти слова, но я должна знать. — Пожалуйста, скажи мне.

— Милая Люсия, ты понятия не имеешь, с каким зверем ты спишь. Ты была там всего пять минут, а Алехандро Рамирес уже обвел тебя вокруг пальца. Такая хорошенькая девчонка, как ты, я уверен, что он трахал тебя до бесчувствия.

Покалывание смущения пробегает по моему затылку и лицу.

— Теперь я жалею, что не трахнул тебя сам, прежде чем отправить в его постель, — добавляет он грубо и жестко. — Сделай себе одолжение. Не совершай ошибку, влюбляясь в Алехандро Рамиреса.

— Я не буду, — прерываю я его, прежде чем он успевает проникнуть в меня глубже.

Мне не нужно, чтобы он предостерегал меня, когда у меня уже есть чувства к Алехандро, которые я пытаюсь уложить в своей чертовой голове. Эта часть не должна даже быть мыслью в моей голове после того, что я пережила, но я бы солгала себе, если бы не призналась в том, какие чувства он у меня вызывает.

— Я просто хочу знать, что не помогаю тебе делать какую-то хрень, за которую я себе никогда не прощу, — кричу я.

Рэд на мгновение замолкает, давая мне возможность ощутить вкус моего собственного лекарства, затем я слышу, как он делает быстрый вдох и хихикает.

— Уверяю тебя, ты не будешь помогать ни в чем подобном.

Когда слова слетают с его губ, я понимаю, что он лжет, и я чувствую себя глупо, что задала этот вопрос сейчас. Глупая и чертовски беспомощная.

— Не думаю, что мне нужно напоминать тебе, что поставлено на карту. — Снова раздается этот злобный смех. — Твой отец едва выжил после того, как я его избил в прошлый раз.

Я с идеальной ясностью помню, что поставлено на карту. Мне не нужно напоминание. Когда образ избитого тела отца заполняет каждый дюйм моего разума, мое сердце колотится, а все мое тело слабеет до такой степени, что я чувствую слабость.

— Пожалуйста, не причиняй вреда моему отцу, — бормочу я, не в силах сдержать дрожь в голосе.

— Это будет зависеть от того, что ты мне скажешь. Так что, блядь, говори.

При угрозе, надвигающейся гибели мой желудок твердеет, создавая ощущение, будто кто-то набил его камнями. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь перестать дрожать.

— Как я уже сказала, у меня не так много. Я… — Я делаю паузу, затем успокаиваю свой разум. Я должна это сделать. Другого пути нет. — Тебе понадобится сетчаточный идентификатор, чтобы попасть на территорию после шести. Охранники… патрулируют, а двери закрыты.

— Блядь. Идентификация по сетчатке?

— Да.

— Он уже это для тебя сделал?

— Сегодня будет сделано.

— Ну, похоже, ты будешь нам более полезна, чем просто киска.

Мудак. Какой же мудак.

— У тебя есть ключ от дома? — спрашивает он.

— Да.

— А можно ли въезжать и выезжать с территории?

— Да, но с охраной и когда я не работаю. У меня есть выходные, но будни заняты. В это время я не могу выйти за пределы собственности.

— Хорошо, я буду иметь это в виду. Как выглядят его охранники?

Мое сердце замирает. — Итальянцы. Они выглядят как итальянцы, но некоторые выглядят как русские.

— Вот ублюдок. Он использует охранников Синдиката.

— Что такое Синдикат?

— Это не твоя забота. У тебя есть что-нибудь еще для меня?

— Нет… не знаю.

— Держи глаза, уши и свои длинные сексуальные ноги открытыми, и я уверен, что ты что-нибудь получишь. Я позвоню тебе на следующей неделе. Очевидно, ты знаешь, что делать, если найдешь что-то до этого. Поняла?

— Да, я понимаю.

— Хорошая девочка. Будем надеяться, что старик тоже выполнит свою часть сделки.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажем так, он не был в восторге, услышав, что мы продаем его дочь, чтобы заплатить его долг. Не уверен, что сломало его больше: то, как ты была готова возместить El Diablo, или то, что он сделал, чтобы поставить тебя в такое положение.

Я провожу рукой по глазам, чтобы сдержать слезы. Я такая глупая. Я никогда не думала, что они расскажут папе. Конечно, они рассказали. Почему нет?

Почему бы не воспользоваться возможностью и не заставить почувствовать себя хуже, чем мы уже чувствуем?

— Надеюсь, ты будешь гореть в аду.

— Вероятно, так и будет, дорогая.

Связь оборвалась, и я осталась с тоской, пронзающей мое сердце.

Я вытираю слезы, которые подступают к моим векам, и глотаю боль. Я не могу сейчас развалиться. Я не должна.