Шрифт:
Она выпрямляется в шезлонге.
– Не говори так. Эти визиты значат для меня все.
– Тогда, может быть, тебе стоит перестать портить их своим неуместным мнением.
– Я лишь пытаюсь помочь, - возражает она, ее голос срывается.
– Помочь кому? Двум людям, которые разорвали меня в клочья? Которые вырвали мое будущее у меня из-под ног, как старый грязный ковер?
– Тебе. Всегда тебе.
– Мне так не кажется.
Мама встает и подходит ко мне, ее босые ноги стучат по доскам террасы.
– Я знаю тебя, милая. Я знаю твое сердце, твою душу. Я знаю, что это убивает тебя, и это убивает меня.
– Она тянется ко мне, ее унизанные кольцами пальцы обхватывают мои запястья.
– Ты умеешь прощать. Ты эмпат. Ты всегда превращала свою боль в умиротворение, и я знаю, что в глубине души ты не можешь найти покой. Твой свет погас.
Я смотрю на нее, обдумывая ее слова и пытаясь понять их. Но ничего из сказанного не имеет смысла. Я потеряла все: мужа, лучшую подругу, карьеру, дом. Даже Айзека, единственного человека, который понимал, через что я прошла. В этом нет покоя. Есть только мрачная пропасть ошибок и безвыходных ситуаций.
– Мой свет не исчез, - бормочу я, высвобождая руки из ее хватки.
– Он просто померк.
Ее глаза закрываются, когда я отстраняюсь и отворачиваюсь, чтобы войти в дом. Кошки следуют за мной в прихожую, где я поднимаю свою сумку, а затем плетусь по коридору в свободную спальню. Я принимаю душ, пытаясь смыть с себя последние десять минут. Я возвращаюсь в спальню, завернувшись в банное полотенце, роюсь в сумке и достаю несколько ночных рубашек. Солнце начинает садиться, и я раскладываю каждую из них на кровати, разглаживая складки.
Все цвета слоновой кости.
Все из шелка и кружев.
Ни одна из них не подходит. Я долго искала идеальную, но все они не подходят.
Час спустя мама стучит в дверь и заходит в комнату с тарелкой курицы и риса.
– Я принесла тебе ужин.
Я поднимаю взгляд от книги, которую читаю.
– Спасибо.
Поколебавшись немного, она входит в комнату и ставит тарелку с узором из роз на тумбочку. Она садится рядом со мной, а я приподнимаюсь у изголовья кровати и опускаю книгу на матрас.
Я пристально смотрю на нее. На ее щеках потеки туши, глаза опухшие и красные. Мое сердце замирает от этого вида.
– Мне жаль.
– Протянув руку, я переплетаю наши пальцы.
– Я стараюсь.
– Я знаю, что стараешься. Я тоже стараюсь.
– Я не ожидала, что это будет так трудно… жить вне моего места заключения.
Она понимающе кивает.
– Ожидания - это похититель радости, они мешают жить. Нужно принимать каждый момент таким, какой он есть, зная, что одни будут трудными, а другие - прекрасными. Мы справляемся только тогда, когда живем настоящим.
Я провожу большим пальцем по ее загорелым костяшкам.
– На следующей неделе я выхожу на новую работу. Я немного нервничаю.
– Правда?
– Намек на улыбку.
– Я думала, ты хочешь отдохнуть.
– Мне стало скучно. Нужно чем-то занять себя.
– Понятно. Ты возвращаешься в модельный бизнес?
Я качаю головой.
– Нет. Я не уверена, что это правильный путь для меня, да и был ли вообще.
– Слишком много камер, яркого света. Сплетни и неискренние улыбки. Хотя в то время работа казалась веселой и захватывающей, она никогда не заставляла мою душу петь.
– Я хочу снова быть на виду. Уединение в своей квартире в течение последних нескольких месяцев не дало того терапевтического эффекта, на который я рассчитывала.
Я скучаю по людям.
Связи.
Я не хочу, чтобы кто-то знал, кто я… Я просто хочу, чтобы они знали, что я все еще здесь.
Я все еще важна.
– Расскажи мне о новой работе, - просит мама, усаживаясь поудобнее на кровать.
– Мне нужны подробности.
Мой пульс учащается, я прикусываю губу, моя рука дрожит в ее руке. Я нервничаю. Испытываю нерешительность.
– Позволь мне посмотреть, как пройдет первый вечер.
– Прочистив горло, я отвожу взгляд, гадая, не станет ли это новое занятие очередной ошибкой.
– Тогда я все тебе расскажу.
ГЛАВА 37
Я оглядываюсь по сторонам, и тревога комком неуверенности застревает в горле.
Боже, что я делаю?