Да. Определенно не голая.

В любом случае, я притворюсь, что она голая, просто чтобы скоротать время.

Я закрываю глаза и на несколько минут погружаюсь в свои мысли. Вода выключается, и на смену ей приходят несколько шуршащих звуков.

– Все в порядке?

Ответа нет.

Затем, как по команде, из соседней комнаты доносится тихий стон, и я чуть не прыскаю со смеху. Я понимаю, что это, скорее всего, не то, что рисует мое мужское воображение, но я далек желания прерывать приятные фантазии, находясь в плену ночного кошмара.

По очереди я вытягиваю ноги перед собой, не обращая внимания на сильную боль, возникающую при тренировке заживающих мышц. Если бы я был другим парнем - милым, уважительным, - я бы беспокоился, что поставлю ее в неловкое положение. Но я не такой, и мне интересно…

Если я заставлю ее покраснеть, как далеко распространится ее румянец?

Окрасит ли он верхнюю часть ее груди…

До моих ушей доносится еще один стон.

– Что ты там делаешь, Би?

– Собаку мордой вниз.

Подожди, что?

Мои глаза прищуриваются, я ухмыляюсь.

– Это дети так называют в наши дни?

Наступает пауза, затем раздается характерный скрип, когда она опускается на свою кровать.

– Что?

– Я слышал разные названия… потереть фасолинку, погладить киску, подрочить. Но «собака мордой вниз» - это…

Раздается глухой стук.

– …креативно.
– Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться при этом слове.
– Ты уверена, что делаешь все правильно?

– Ты издеваешься?– Это самая громкая фраза, которую я слышал от нее с тех пор, как мы стали вынужденными соседями.

– Осторожно, Роджер может услышать и застукать тебя со спущенными штанами.

Стук. Потом еще один.

– Это асана из йоги. Я пытаюсь избежать атрофии, а не… - Она хмыкает.
– Ты просто невероятен.

– Слушай, я мужчина, а по ту сторону стены - голая женщина. И что ты в меня кидаешь?

– Я не голая.
– Она явно раздражена, а я явно превращаюсь в двенадцатилетнего подростка.

Иисус.

– Это был «Похотливый дровосек».

Она бросает в меня свое женское порно. Я не могу перестать смеяться.

– Я насчитал три удара. Что там было еще?

– «Ласки в лунном свете» и «Двенадцать рыцарей страсти». Надеюсь, ты доволен собой. Я могла повредить их, а они даже не задели твою крепкую голову.

Я притворно вздыхаю.

– Только не «Двенадцать рыцарей страсти»!

– Чедвик и Алессандра - мои любимые.

– Ты должна убедиться, что с ними все в порядке. Жизнь в шестнадцатом веке и без того достаточно трудна, чтобы их швыряли в стену.

Я понимаю, что стою перед камерой с нелепой ухмылкой на лице. Роджеру, должно быть, интересно, что я обсуждаю с его любимой девушкой. Я подумываю подмигнуть ему и сделать непристойный жест, но останавливаю себя.

– Посмотрим… - Эверли хмыкает, перелистывая страницы, а я представляю ее стоящей по ту сторону стены без штанов.
– Ну вот… - С громким вздохом, который служит драматическим вступлением, она превращается в персонажа из другого времени и другого места:

– Чедвик… - Облизнув губы кончиком языка, Алессандра опустила взгляд к его губам. Внутри у нее все сжалось от желания.
– Тебя когда-нибудь целовали?

С любопытством ожидая, к чему это приведет, я откидываюсь назад и позволяю интонациям ее голоса увлечь меня за собой.

– Его кадык дернулся, он закрыл глаза. Когда он снова открыл их, его рука двинулась вверх по ее руке, мимо плеча и запуталась в каштановых кудрях. Сжав их в кулак, он коснулся ее лба и прошептал, - в своих мечтах я целовал тебя бесконечное количество раз.

– Пожалуйста, скажи мне, что женщины ищут в мужчинах не это, - стону я.

Мой рассказчик шикает на меня.

– Алессандра потянулась вперед и прижалась к его губам, отчаянно желая воплотить его мечты в жизнь. Она никогда раньше не поступала так смело, но, когда дело касалось любви, трусости не было места. Сдержаться было невозможно.

– Не сдерживайся, Алессандра.

Эверли прочищает горло.

– Застонав с дикой самозабвенностью, Чедвик мгновенно приоткрыл губы, его язык был жадным и голодным. Требовательным. Алессандра забралась к нему на колени, обхватила руками за шею, и их губы занялись прекрасной любовью. Она целовала его со страстью и нежностью, обхватив его щеки ладонями и лелея его, как он того заслуживал. Его возбуждение, твердое, как стальная труба, дразнило место между ее бедрами, заставляя стонать от желания.