Шрифт:
И тут я понимаю, что я не один.
Возле открытой двери стоит огромная тень и сердито смотрит на меня, все еще держа в руке метлу.
Поскольку я до сих пор не услышал от людоеда ни слова, не говоря уже об эмоциях, его взгляд застает меня врасплох.
– Хочешь что-то сказать, Родж?
– Мой голос похож на скрежет.
У него дергается челюсть, глаза презрительно прищуриваются.
– Не думал, что ты настолько тупой.
Он уходит, оставляя меня переживать свой провал.
ГЛАВА 11
Я отхожу от стены, нахмурившись.
Я правильно расслышала?
Айзек.
Использование псевдонима влечет за собой целый ряд новых вопросов. Кто он такой? Зачем ему лгать о своем имени? Работает ли он под прикрытием? Почему он на самом деле здесь?
Он замешан во всем этом?
Нет.
Это невозможно. Он в ловушке, в цепях, такой же пленник, как и я. Как и все мы.
Я замолкаю, ожидая услышать это имя снова, но Хранитель времени произносит его только один раз.
Может, я ослышалась?
Мои мысли все еще лихорадочно мечутся, когда я замираю, и мое внимание переключается вправо.
3, 2, 4…8.
Кажется, последняя цифра - восемь.
Четыре пинга, а затем…
– Нет… - Я отшатываюсь назад и вскрикиваю, когда дверь с грохотом распахивается. Неустойчивые ноги несут меня к дальней стене, пока я не упираюсь в нее спиной. Глупо. Мне некуда идти, кроме как туда, куда он меня поведет, а он это сделает.
– Не трогай меня!
– Сегодня я не в духе.
– Хранитель Времени приближается ко мне, одновременно теребя запонку своего костюма, сшитого на заказ и отделанного атласом королевского пурпурного цвета. Он разодет в пух и прах, одет скорее для эксцентричного светского мероприятия, чем для казни.
– Еще слишком рано для домогательств. Я еще не пил кофе.
Я пытаюсь увернуться от него.
Неудачно.
Он хватает меня за бицепс, отрывает от стены и тащит к открытой двери. Сердце колотится между ребер, как тяжелый басовый барабан. Я делаю все возможное, чтобы освободиться от его хватки, отчаянно пытаюсь вырваться.
– Нет!
– Он сжимает меня все сильнее и сильнее, оставляя синяки.
– Убери от меня свои руки!
Ник - Айзек?– стучит по стене рядом со мной.
– Ты чертов трус!
– Он взбешен, в ярости, совсем не похож на обычно спокойного и выдержанного мужчину, которого я узнала.
– Жалкий ублюдок! Нападаешь на кого-то беспомощного, потому что сам слабак. Тебе нужен я, ты, гребаный импотент!
Хранитель времени ничего не отвечает и продолжает тащить меня к дверному проему, а я спотыкаюсь о разбросанные книги.
Я упираюсь пятками в плитку, кожа горит. Тело извивается. Конечности молотят по воздуху.
Бесполезно.
Сегодня я умру.
Второй рукой он хватает меня за волосы, чтобы было удобнее.
У меня сжимаются легкие, кожу головы жжет, а желудок падает на стерильный пол. Я кричу.
– Ник!
– Ник ничем не может мне помочь. Инстинкт самосохранения берет верх над логикой и здравым смыслом.
– Нет, остановись, пожалуйста! Ник!
Протест Ника заканчивается последним сильным ударом по стене.
– Отлично! Забирай ее. Мне все равно. Это, блядь, не имеет значения.
Что-то внутри меня замирает. Увядает.
Какого черта?
– В бунтарстве нет ничего привлекательного, - растягивая слова, произносит мой похититель, демонстрируя удовлетворение, когда без труда перетаскивает меня через порог. Его голос повышается на октаву, и его слова доносятся до Ника через стену.
– Пусть это будет тебе уроком хорошего поведения, друг мой.
Дверь захлопывается, и я оказываюсь в коридоре.
Моя способность думать возвращается, и я отбрасываю ужас в сторону, верчу головой по сторонам, запоминая обстановку и звуки. У меня есть только пару секунд, мгновения. Если мне удастся вырваться, я смогу описать место и привести помощь остальным.
Сохраняй спокойствие, Эверли.
Я никогда раньше не выходила за пределы своей комнаты. До этого меня накачивали наркотиками и уносили как сломанную куклу, словно я - пакет с мусором в день уборки.
Мои щеки покрыты потом и слезами. Я расслабляю мышцы, изображая покорность, пока похититель без каких-либо усилий тащит меня по длинному коридору. Он чистый, хорошо освещенный. Запах лимонного чистящего средства наполняет мой нос, пока я смотрю на голые стены: две двери, большой промежуток между ними, еще две двери. Несколько голосов скорбно причитают, словно одинокие призраки, которые не могут переступить порог. Звенит цепь. По коже бегут мурашки, а в душе поселяется ужас.