— Большую часть моей жизни, — проговорил он, — я дорожил этими приключениями, и теперь призываю благословение всех подобающих богов на господ Даблдея и Дорана за то, что они сделали их столь удобно доступными под одной обложкой. Теперь, наконец, решена традиционная проблема необитаемого острова. Кому придёт в голову взять с собой Шекспира или Библию, когда в этой одной книге… А! — прервался он. — Ну вот: «В этом углу от стены отстал большой кусок, обнажив жёлтый квадрат шероховатой штукатурки. На ней кровью было выведено RACHE». А затем Лестрейд объясняет: «Убийца — будь то мужчина или женщина — хотел написать женское имя «Рэчел», но не успел докончить, наверное, что-то помешало. Попомните мои слова: рано или поздно выяснится, что тут замешана женщина по имени Рэчел».

— «Смейтесь сколько угодно, мистер Шерлок Холмс», — по памяти процитировал Харрисон Ридгли. — «Вы, конечно, человек начитанный и умный, но в конечном счёте старая ищейка даст вам несколько очков вперёд!» — в его голосе, пока он цитировал, звучали радость, свежесть, почти наивность, столь удивительно далёкие от обычного его усталого цинизма.

— И, конечно, вы помните результат, лейтенант, — заключил доктор Боттомли. — «Rache — по-немецки «месть», так что не теряйте времени на розыски мисс Рэчел».

Джексон кивнул.

— Я был прав, — сказал он. — Это я и говорил Финчу: всё это дело связано с Холмсом. Иначе и быть не может. И если я представлю все эти маленькие детали совету экспертов, они дадут нам нити, о которых мы сами и не догадались бы. Он не так обрадовался этой мысли, но сказал мне продолжать в свободное время и сообщать ему всё, что я узнаю.

И в этот момент впервые заговорил сержант Ватсон:

— Это немецкое слово, да? Ну, тут только один немец.

— Мой дорогой Ватсон, — улыбнулся Отто Федерхут; ему первому представилась возможность произнести фразу, так соблазнительно трепетавшую на пяти языках с того момента, как они узнали имя сержанта. — Это элементарно. То, что я единственный — не буду говорить «немец», несмотря на аншлюс, но единственный носитель немецкого языка, то, что я говорю по-немецки, означает, что я менее всего склонен буду так уличать себя. Более того, это явно пародия на знаменитый отрывок из «Этюда в багровых тонах», и каждый здесь, как вы уже заметили из их цитат, прекрасно знаком с этим словом из данного источника. Кстати, Ватсон, — не удержался он и добавил: — у вас всё побаливает сердце с тех пор, как вы бросили курить?

— Не-а, — сказал сержант, — совсем не… Эй! Что такое? Откуда вы знаете про моё сердце?

— Позвольте мне, — лениво прервал Ридгли. — На правой руке сержанта видны обширные, но почти полностью выцветшие пятна табачного пепла. Он поглощает ненормальное количество сладостей. Для мужчины его возраста, телосложения и профессии проблемы с сердцем служат наиболее вероятной причиной отказа от курения. Я верно проследил ваши дедукции, Федерхут?

— Вполне, Herr Ридгли.

Оба с притворной вежливостью раскланялись, доктор Боттомли слегка поаплодировал, а сержант в замешательстве нашёл убежище в очередном леденце.

В этот момент прибыли кофе и бутерброды.

— Не присядете с нами, миссис Хадсон? — спросила Морин. — В конце концов, вы тоже, знаете ли, в этом замешаны.

— Едва ли я думаю, что должна, благодарю вас, мисс О’Брин. В конце концов, знание того, как удержаться на своём месте, это, можно сказать, краеугольный камень домашнего успеха.

— Как мог бы сказать удалившийся лейтенант, — пророкотал доктор Боттомли, — «лошадиные перья!» Мрмфк. Ибо Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, когда убит один славный муж, и никто не предстал на суд. [54] Последняя строчка слабовата, но третья мне нравится. Садитесь, миссис Хадсон, а вы, лейтенант, приступайте к вопросам.

— Не-ме-ле-на, — пробормотал Джексон сквозь бутерброд с ветчиной. — А теперь… — проговорил он уже отчётливее, отхлебнув кофе (который, по его оценке, сотворил чудо с миссис Хадсон), — а теперь я хотел бы показать вам некоторые другие улики и посмотреть, связаны ли и они с сагой о Холмсе. Сержант! Финч… — пояснил он, пока Ватсон приносил то, в чём все они узнали портфель Уорра, и извлекал его содержимое на стол, — Финч согласился оставить их здесь, на попечение Ватсона. Моё положение не позволяет оказывать мне такое доверие.

Улики лежали в следующем порядке — один белый конверт, пять зёрнышек апельсина, визитная карточка с закорючками, крошечный осколок стекла, узкий лоскут чёрной ткани и серия фотографий.

Для начала Джексон взял визитную карточку.

— Об этом я немного знаю. Герр Федерхут сообщает мне, что она составлена шифром из рассказа о «Пляшущих человечках» и гласит: «Стивен Уорр, выстрел отменил тот договор».

— Момент, — проговорил австриец. — Могу я ещё раз взглянуть на эту карточку? Благодарю вас.

Он ещё раз изучил пляшущих человечков.

— Да, — задумчиво проговорил он. — Я подумал, что в памяти шевельнулась какая-то струна, и оказался прав.

— Что такое? Вы ошиблись в расшифровке?

— Нет. Дело не в этом. Просто, — повернулся он ко всей группе, — вы помните, что в оригинальном шифре из пляшущих человечков не было буквы «Ы». Слово «выстрел» требовало найти такую букву. Этот новый символ — человек на полпути к кувырку, опирающийся на одну руку. Не напоминает ли вам это…