Шрифт:
Пол был холодным и твёрдым, словно отполированный бетон. Моя нога дёргалась, и от скованности движений пронзала острая боль, которая привела к внезапному осознанию моего положения: я стою на коленях, наклонившись в сторону и опираясь на одно бедро. Боль пронзает мою спину, живот и голову, раскалывая их на части. Мои руки связаны, нет, они закованы в цепи. Холодные металлические перекладины впиваются в мою плоть.
Я попыталась пошевелить пальцами, но не смогла. Руки онемели, из них отхлынула вся кровь, и они безжизненно повисли над головой. Однако этого было достаточно, чтобы я могла согнуть их в локтях и положить голову на предплечья.
Я проверила свои наручники, и цепи лязгнули, сталкиваясь друг с другом. Я могла двигать руками вверх и в стороны, но не могла опустить их. Моё левое плечо болело сильнее, чем правое. Оно было прижато к стене, которая отражала холод и гладкость пола.
Всё моё тело охвачено болью. Она тупая и глубокая, словно в костях поселились затекшие от долгого сидения в одном положении иглы. Пытаясь понять свои мысли, я словно пробиралась сквозь туман. Воспоминания есть, но они ускользают от меня. В моём мозгу словно облако, которое скрывает их от моего взгляда. Возможно, именно поэтому я не кричу и не плачу. Хотя моё тело охвачено паникой и ужасом, в голове пусто. И это пугает меня больше всего.
Я не знаю, где я и почему здесь оказалась.
Сморщившись от боли, я поворачиваюсь и сажусь на бок, прижимаясь спиной к стене. Мои руки находятся примерно на уровне лба, и я вытягиваю ноги, отталкиваясь ступнями от гладкой поверхности. Я шевелю пальцами ног, чувствуя болезненные покалывания, словно от булавок и иголок. Мне очень хочется растереть их, чтобы облегчить боль. Просунуть пальцы в перепонки между пальцами, размять сухожилия и снять это мучительное ощущение массажем.
И вот тогда я начинаю смеяться. Этот звук, тихий и невесёлый, вырывается из моего горла и исчезает в пустоте. Я связана, но не прикована. Я не знаю, как здесь оказалась и почему, но меня беспокоят мурашки, пробегающие по ногам, и я смеюсь снова, но на этот раз это какой-то невнятный звук, и в горле поднимается комок, который, в конце концов, превращается в слезы.
Я начинаю всхлипывать по нарастающей. Затем начинаю кричать и дергать свои цепи, катясь по полу, ударяясь головой о стену. Но всё это не имеет значения. Никто не приходит мне на помощь. Тишина оглушает. Только мой собственный голос эхом разносится по небольшому пространству. По крайней мере, мне кажется, что оно должно быть маленьким. Это место звучит так, словно я в ловушке, и никто меня не слышит, потому что мои крики отражаются от стен, и я уже не уверена, продолжаю ли я кричать или мне просто вторит эхо.
Я кричу уже много часов, может быть, минут, а может быть, и секунд. В горле першит, по рукам течет что-то теплое и влажное, но я больше не чувствую боли. Мои руки, плечи, шея, живот и ноги словно перестали существовать. Я просто груда плоти и костей, прислонившаяся к стене.
Но постепенно туман, окутывающий мой разум, как одеяло, начинает рассеиваться. Я всё ещё не знаю, где я и почему я здесь, но в сознании начинают формироваться какие-то связи. Я представляю их как искры, соединяющие структуры моего мозга. Поэтому я сижу тихо и неподвижно, ожидая, когда они обретут смысл и дадут мне ответы, которые я так жажду.
Часть меня, самая маленькая, надеется или, скорее, мечтает, что это всего лишь глупая шутка. Я представляю, как дверь с лязгом открывается, и с моих глаз снимают повязку. Я моргаю, ошеломленная внезапной яркостью, а люди вокруг восклицают «сюрприз!».
Однако боль в мышцах подсказывает мне, что я пробыла здесь слишком долго. И здравый смысл подсказывает, что никто из моих знакомых не был бы настолько жесток. Но я продолжаю мечтать. Возможно, кто-то из моих друзей страдает от скуки и ему показалось, что такой розыгрыш был бы забавным.
И тут я слышу это: тихий звук клавиатуры, звук открывающейся двери и ощущение чуть более теплого воздуха на моей коже.
— Эй? — Зову я. Мой голос звучит спокойно и уверенно, без крика и рыданий. Это просто короткое слово, обычно означающее приветствие, за которым обычно следует улыбка.
Но ответом мне становится тишина.
— Эй? — Повторяю я, на этот раз громче и более отчаянно. — Здесь кто-нибудь есть? — Мой голос срывается, мольба рвется из моего горла.
В комнате кто-то есть. Если раньше я ощущала лишь холод и пустоту, то теперь я чувствую чье-то присутствие — тёмное и загадочное.
— Эй? Если вы здесь, если здесь кто-то есть, пожалуйста, ответьте мне! — Взываю я.
Но ответом мне служит лишь тишина. Я чувствую чей-то запах. Это мускусный аромат, смесь мужского одеколона, дерева и земли.
— Я знаю, что ты здесь, — пробую я другую тактику, стараясь не показывать свой страх и не забиваться в угол. Я опускаюсь на колени и прислушиваюсь к комнате в поисках любого звука, который мог бы выдать его местоположение.
Раздается прерывистое дыхание, настолько тихое и слабое, что, если бы мои уши не были так напряжены в поисках малейшего отзвука, я бы его пропустила.