– Эй! – сказал я, хорошенько приложив Уффеля по затылку, за то, что его руки, которым следовало рубить кости на бульон, потянулись к девчонке рядом с ним. У Эльги, помимо Лорайн, была самая симпатичная мордашка в нашей банде, и хоть ей было тринадцать, но выглядела она моложе, что делало её полезной на экскурсиях по карманам в крупных городах. Уффель же был на год её младше, но страсти возмужания пришли к нему рано, вместе растущей россыпью гнойных прыщей, усеивавших его лицо от лба до шеи.

– За работу, – прорычал я, зловеще зыркнув на него. И он исполнил приказ, посмев хмуро глянуть в мою сторону. Эльга, чистая душа, хихикнула и послала ему воздушный поцелуй, отчего его прыщавое лицо нахмурилось ещё сильнее. Она надула губки и повернулась ко мне, с отточенной изысканностью сделав реверанс.

– Благодарю за защиту моей чести, добрый господин.

– Я такой же господин, как ты дама. – В моей руке мелькал нож, которым я строгал хрен. Протянув руку за очередным корнем, я заметил в поле своего зрения Тодмана, который разговаривал с Лорайн. Всего лишь обмен парой слов мимоходом, но они так редко говорили, что я обратил внимание. По большей части Лорайн, казалось, относилась к Тодману лишь с чуть меньшим пренебрежением, чем я, и можно было ожидать, что любое общение между ними будет коротким и резким. Но тут всё было иначе, неслышные мне слова произносились без какого-либо видимого раздражения, а скорее с осторожной, рубленой краткостью.

– Могу поспорить, её бы ты с радостью назвал дамой, – сказала Эльга. – А то и похлеще. – Я обернулся, увидев её озорную ухмылку, и ткнул пальцем на недотолчённый чеснок в её ступке.

– Если не доделаешь, то можешь звать меня господином всякий раз, как я буду охаживать твою шкуру ореховым прутом.

Она снова надула губки, но послушно вернулась к работе, а я смотрел, как Лорайн и Тодман идут в разные стороны, и вспоминал тяжесть двух серебряных соверенов, которые она сунула мне в ладонь. Вопросы, которые это поднимало, были очевидными и тревожными, поскольку знаменовали собой затруднительное положение. Сколько она положила ему в ладонь? Что она ждёт взамен? И, самый тревожный: Должен ли я рассказать Декину?

Я слышал, в других частях мира разбойничьи банды часто дают себе названия, но в Шейвинском лесу нас такие формальности не беспокоили. Банды сливались и разделялись так часто, что отслеживать их всех казалось бессмысленной задачей. Банда Декина была единственным исключением: в ней уже больше десятилетия оставался более-менее сплочённый костяк под одним главарём. Обычно шайки бывали более разрозненными и часто возникали благодаря родственным узам. Эти преступные братства и составляли расплывчатую, постоянно меняющуюся территориальную мозаику.

Хотя Декин и пользовался неоспоримым господством надо всем лесом, его абсолютная власть покрывала только центр и юг леса. В западных пределах держались в основном всевозможные фракции семейства Сакен, где они грабили караваны, перевозящие товары из прибрежных портов. Менее процветающий север был вотчиной небольших разрозненных банд под контролем братьев Тессил, которые по слухам раньше служили сержантами под личным знаменем старого герцога, но попали в немилость, когда слишком сильно разграбили одну деревню и не поделились с герцогом.

Меньше всего чувство порядка среди воров проявлялось на востоке. Там разрозненные семейства разбойников вели распри неясного происхождения и бесконечно и безуспешно соперничали за власть. Именно из тамошнего клана, Рубщиков, ещё щенком изгнали Эрчела, когда его склонности стали непереносимыми даже для его жестокой родни. Декин взял его в качестве услуги, и, разумеется, за приличное вознаграждение. Тогда ещё тлела надежда, что со временем подход Декина к дисциплине укрепит извращённую душу Эрчела, превратив во что-то полезное. Как выяснилось, нынче основная польза от него – посредничество с его же семьёй.

Клан Эрчела прибыл первым – банда человек в тридцать, и все в той или иной мере напоминали крыс. Следом за ними на поляну явились их восточные собратья – шесть разных шаек разной силы, и все смотрели друг на друга с дикой враждебностью, которая в обычном случае очень быстро переросла бы в насилие. Однако старый обычай гласил, что на поляне нельзя проливать ни капли крови, а эти негодяи, несмотря на все свои многочисленные недостатки, яростно держались традиций.

Я наблюдал, как Эрчел стоял в сторонке, пока Дренк Рубщик, его дядя, обменивался любезностями с Декином, и оба весело смеялись и дружески хлопали друг друга по спине. Эрчел же, сгорбившись, смотрел в землю, несомненно, боясь привлечь слишком много внимания. Я раздумывал, знал ли он, что одна из многих дискуссий, которые должны были произойти в этом убежище, будет касаться его собственного неминуемого убийства, и решил, что вряд ли. Хотя Эрчел и обладал завидной хитростью и нюхом на неприятности, но интриганом он не был. Его инстинкты были настроены на сиюминутное выживание, и я считал его неспособным загадывать намного дальше завтрашнего дня.

Следующими прибыли братья Тессил – оба мускулистые мужики под сорок со свитой человек в шестьдесят. Декин поприветствовал их намного формальнее, чем родню Эрчела: уважительно отвесил полупоклон и затем протянул руку. Братья не были близнецами, но имели одинаковый рост и одежду, и оба приняли протянутую руку одинаково настороженно. Оба держались с солдатской выправкой и отличались опрятностью во внешнем виде и в одежде, тем самым отличаясь от большинства толпившихся здесь разбойников. Глядя на презрение, которое они пытались – в основном безуспешно – скрыть на своих коренастых лицах, осматривая сборище, я счёл их людьми, которые очень сильно предпочли бы остаться под знаменем.