– Просящий? – сказал солдат.

– Вряд ли. – Я снова рассмеялся, и этот звук раздражал своим цинизмом. Однако веселье быстро угасло, когда в голове ярко вспыхнули уродливые воспоминания о смерти Конюха.

– Не печалься, друг. – Рука солдата, лёгкая, но сильная, пихнула меня в плечо. – В конце концов, нам есть что отпраздновать. Голова Декина Скарла наконец-то на пике, где ей и место. Выпей за это… – он сунул бренди мне в руку, – если уж больше не за что.

– Он зла-то натворил, это уж точно, – пробубнил я, поднося кубок к губам, а потом замер от подозрения: – Ты туда соверен положил?

Солдат снова рассмеялся, похлопав меня по спине.

– Я из роты Короны, друг. Тем, кто ходит под знаменем Короны, нет нужды в хитростях, когда требуется свежая кровь. Я видел, как люди дрались за эту привилегию. – Он понизил голос до заговорщического шёпота: – И оплата. Втрое выше, чем выложит любой герцог, и плюс доля от выкупа за любого аристократа, которого поймаем. А ещё то и дело вознаграждение. Каждый из нас получил по два серебряных соверена за участие в поимке этого говноеда Скарла.

Он сказал эту фразу с какой-то особой интонацией, от которой мне следовало насторожиться, подчёркнутые слова и тяжесть во взгляде говорили о человеке, который хочет определить ответную реакцию. И снова, к моему стыду, мои способности слишком ухудшились, чтобы обратить на это внимание.

– Ты был там? – спросил я. – В… когда его схватили?

– Само собой. Если честно, подраться пришлось чуть больше, чем мы ожидали. Потеряли троих из нашей роты и ещё человек двадцать из людей герцога и шерифа. Татуированные пидоры были хуже всего. Но в итоге мы всех взяли, кроме нескольких бегунов. Трусливые крысы сдриснули в лес, пока их братьев резали, как свиней. – Он поднёс кубок к губам и выпил, не сводя с меня глаз. Он смотрел так твёрдо, что я, наконец, напрягся.

Медленно окинув таверну взглядом, я увидел ещё двоих солдат, стоявших у двери. Никаких кружек в руках, ладони на рукоятях мечей. Я чуть сместил взгляд налево и увидел ещё одного, прислонившегося к стойке. Этот был на несколько дюймов выше остальных, и рядом с мечом на его поясе висел моток крепкой верёвки. Никто из них не смотрел прямо на меня, и это о многом говорило.

Мало что отрезвляет так же быстро, как страх. Он протекает по тебе от головы до ног, возвращая ясность со скоростью, недоступной никаким снадобьям и зельям. А ещё страх заставляет трястись руки и добавляет в голос предательской дрожи, что я, к счастью, умел подавлять. Однако перед тем, как снова заговорить, мне не удалось сдержать кашель. Всего лишь едва заметный звук, но люди вроде этих воспримут его, как доказательство, что какая-то жертва попалась в их ловушку.

– Ну и бой там был, наверное, – сказал я, добавив в голос нотку скуки и незаинтересованности, и от души хлебнул бренди.

– Да уж, – согласился солдат. – И, должен признаться, я горжусь им больше, чем любой, даже самой скверной битвой против толп Самозванца. Видишь ли, парень, – он придвинулся ко мне поближе и заговорил мягко и искренне: – Мне тут надо уладить одну обиду. Совсем недавно у меня появилась сильная ненависть к разбойникам. Война всегда скверная штука, но хуже, когда в деле замешана кровь. Я имею в виду, семейная кровь.

Пока он продолжал компанейскую беседу, его рука скользнула мне на плечо.

– Семья-то у меня не богатая, но и не совсем керлы. Папка был фермером, но владел своим участком, так что мы жили лучше многих. Но у него было три сына, и все милостью Серафилей дожили до взрослых лет, а наследовать может только старший. Я был младшим, а Ральф – средним. Наверное, мы могли бы и остаться, да только нелегко батрачить на своего брата, а потому, когда появились знамёна на марше, это показалось достойным выбором.

Особой войны тогда ещё не было, так что сержанты могли себе позволить немножко разборчивости. Но мы были сильными ребятами, сытыми и мускулистыми благодаря всей нашей работе, и они нас взяли. Со временем меня выбрали в роту Короны. А Ральф, да благословят его мученики, всегда слишком увлекался выпивкой и потасовками, а потому остался среди людей герцога. Из-за приказов о наступлении мы годами друг друга не видели, до недавних пор, когда по службе я снова оказался в Шейвинской Марке. Вот только брат, которого я увидел, на этот раз был мёртв. Какой-то уебан пырнул ножом его вместе с другом.

Солдат замолчал, снова подняв чашку с бренди. Он не спешил, и его рука всё крепче сжимала мои плечи.

– Честно говоря, я бы его не узнал, если бы сержант меня не заверил. Лицо опухло и его обглодали рыбы. Похоже, тот, кто его убил, скинул потом тело в воду. Только три дня спустя его вынесло внизу по реке. В роте думали, что он дезертировал, а зря. Несмотря на все свои промахи, Ральф не был трусом.

Просящий написал для меня письмо об этом домой. Маманя читать не умеет, но моя сводная сестра буквы знает. Отправляя его, я хотел вернуть подарок, который она дала ему в тот день, когда мы ушли под знамёнами. И мне тоже дала. Видишь ли, она – как и ты – в своей вере особенно привержена мученице Херсифоне. «Вам понадобится удача», – говорила она нам. – Рука солдата скрылась за воротом его туники и показалась с маленьким бронзовым диском на цепочке. – «А она приносит удачу».